Когда два офицера прошли в ворота, на миг воцарилось молчание, а потом снова зажужжали возбужденные голоса. Лерой остался стоять у входа, а Шарп направился к костру, который будто символизировал центр двора. Солдаты пили, кое-кто уже успел как следует набраться, и Шарпа встретили злобными взглядами и бормотанием, а один парень насмешливо протянул ему бутылку. Капитан проигнорировал ее, ударил коленом по руке и пошел дальше, а бутылка со звоном покатилась по сухой земле. Он выбрался на открытое пространство у костра и повернулся лицом к толпе.

Разговоры тут же стихли. Шарп подумал, что не очень-то эти ребята готовы воевать за свои права: вожака у них явно нет, не слышно никаких протестов, люди только тихо возмущаются себе под нос.

— Сержанты!

Никто не пошевелился. Во дворе должны находиться сержанты. Шарп снова крикнул:

— Сержанты! Бегом! Сюда!

По-прежнему никто не сдвинулся с места, но краем глаза Шарп заметил, что несколько человек в рубашках и брюках смущенно задвигались на своих местах. Он указал на них рукой.

— Сюда! Быстро! Надеть обмундирование! Мятежники колебались. На короткое мгновение

Шарпу пришла в голову мысль, что сержанты как раз и являются вожаками, но потом он догадался: они, по всей видимости, просто боятся остальных солдат. Все же они взяли в руки мундиры и ремни. Раздались отдельные голоса, но никто не пошевелился, чтобы им помешать. Шарп почувствовал себя увереннее.

— Нет!

Слева от Шарпа вскочил на ноги солдат. Наступила гробовая тишина, все замерли на местах, сержанты повернулись к человеку, осмелившемуся открыто протестовать. Это был крупный мужчина с умным лицом. Он повернулся к бунтовщикам, собравшимся во дворе, и заговорил уверенно и спокойно:

— Мы никуда не пойдем. Мы приняли решение и должны его придерживаться! — У него, как и у расстрелянного Ибботсона, был голос образованного человека. Он повернулся к Шарпу. — Сержанты могут пойти с вами, сэр, а мы нет. Это несправедливо.

Шарп сделал вид, что этого человека просто нет на свете. Сейчас было некогда дискутировать о справедливости и о том, какими методами Симмерсон пытается поддерживать дисциплину в своем батальоне. Дисциплина в подобные моменты не является предметом обсуждения. Она существует, и все.

Шарп снова повернулся к сержантам:

— Давайте! Пошевеливайтесь!

Сержанты, около дюжины, смущенно собрались у костра. Неожиданно Шарп почувствовал, что взмок, стоя возле жаркого огня под палящим солнцем. Наконец собрались все сержанты, и Шарп заговорил очень громко:

— У вас есть две минуты. Я хочу, чтобы вы вышли на строевую подготовку в полном обмундировании. Те, кто должен подвергнуться наказанию, — в рубашках и брюках. Рота гренадеров у ворот, все остальные за ними. Пошевеливайтесь!

Мятежники колебались. Шарп сделал всего один шаг в их сторону, и они мгновенно бросились исполнять приказ.

Капитан повернулся и направился в самую гущу толпы.

— Поднимайтесь! Строевая подготовка! Быстрее! Осмелившийся протестовать солдат снова начал было говорить, и тогда Шарп резко выкрикнул:

— Тебе мало казней, еще захотел? Пошевеливайся!

Все было кончено. Кое-кого из тех, что перебрали спиртного, пришлось пару раз как следует пнуть, чтобы они поднялись на ноги, но боевой дух покинул бунтовщиков, никто больше не хотел сопротивляться.

Лерой присоединился к Шарпу и с помощью сержантов стал поторапливать одевающихся солдат. Выглядели они просто отвратительно: форма грязная, в опилках, ремни в пятнах, мушкеты не вычищены. Несколько парней явно выпили лишнего. Шарпу еще ни разу не доводилось видеть, чтобы батальон вышел на строевую подготовку в таком кошмарном виде, но все же это лучше, чем толпа мятежников, мечущаяся в поисках спасения под саблями безжалостных немецких кавалеристов.

Лерой распахнул ворота пошире, Шарп отдал приказ, и батальон вышел на построение рядом с ротой легкой пехоты.

Снаружи, у ворот, появился Форрест. Когда вышла первая рота, у майора отвисла челюсть. Вместе с ним прибыло еще несколько офицеров и сержантов, которые тут же, выкрикивал на бегу приказы, бросились к своим ротам. Батальон начал маршировать уверенно и четко, старший сержант взял командование на себя, закончил построение и остановил батальон, крикнув «вольно!». Шарп, чеканя шаг, подошел к Форресту, сидящему на лошади, и отдал ему честь.

— Батальон готов к строевой подготовке, сэр!

— Что произошло? — Форрест посмотрел на него сверху вниз.

— Произошло, сэр? Ничего.

— Мне сказали, что люди отказываются выходить на плац.

Шарп показал рукой на батальон. Солдаты поправляли форму, стряхивали с нее грязь, чистили кивера.

Форрест таращился на них несколько мгновений, потом повернулся к Шарпу.

— Ему это не понравится.

— Полковнику, сэр?

— Он скоро прибудет. — Форрест ухмыльнулся. — Вместе с кавалерией. И с генералом Хиллом.

Форрест усилием воли сделал серьезное лицо, посчитав, что ведет себя неприлично, но Шарп прекрасно понял, чему радуется майор. Симмерсон будет в ярости; он побеспокоил генерала, поднял полк кавалерии — и все это из-за мнимого мятежа. Шарпу тоже стало весело.

Батальон привел форму в порядок — насколько это было возможно — и теперь стоял на рыночной площади под палящим солнцем, дожидаясь новых приказов. Городские колокола пробили четверть шестого. Похоже, часть офицеров уже была здесь, остальные сопровождали Симмерсона.

Когда часы пробили половину, раздался топот копыт и в тучах пыли на рыночную площадь выскочил отряд драгун Королевского немецкого легиона, воины, призванные навеять ужас и растоптать взбунтовавшихся солдат. Они выглядели просто великолепно в своей голубой форме и ментиках, на головах у них красовались шапки из коричневого меха. С саблями наголо кавалеристы мчались в сторону дровяного двора. Впрочем, вскоре до них стало доходить, что двор пуст, а головы, которые их послали рубить, построены ровными рядами на рыночной площади.

Прозвучало несколько приказов — лошади остановились, кавалерия застыла в смущенном молчании, гренадеры принялись наблюдать за приближающимся отрядом всадников в красных мундирах. Полковник сэр Генри Симмерсон, генерал-майор Роланд Хилл, адъютанты, офицеры батальона, вроде Гиббонса и Берри, а за ними толпа офицеров из других подразделений, которые решили поучаствовать в нежданном развлечении. Все остановились и вытаращили глаза. Симмерсон заглянул на дровяной двор, посмотрел на ровные ряды солдат, снова на двор.

Старший сержант скомандовал по знаку Форреста:

— Батальон! Смирно!

Резервный батальон вытянулся по стойке «смирно». Сержант набрал в легкие побольше воздуха: