– Ваша честь! – он тоже поднимается и обращается не к своему оппоненту, а к судье. – Хочу заявить, что ее сиятельство не имела при этом намерения нарушать закон. До недавнего времени она не обладала магией и не знала правил ее использования. К тому же, она искренне полагала, что даже простолюдины при наличии магических способностей могут послужить Виларии.

Это как раз та версия, которую мы с Доризо обсуждали накануне. Конечно, с точки зрения закона это не уменьшает нашей вины, но хоть как-то объясняет мотивы нашего поступка.

– Послужить Виларии? – скептически переспрашивает обвинитель.

– Да, – подтверждаю я. – Наша страна нуждается в сильных магах, а подобными талантами могут быть наделены не только люди дворянского происхождения. Так разве не стоит использовать и их способности на благо Отечества?

По залу пробегает сдержанный шум. Здесь присутствует весьма разнообразная публика.

– Всё это только слова, ваше сиятельство, – усмехается обвинитель. – Но я рад, что вы признались в нарушении закона. Ни к чему тратить время суда на дополнительные вопросы, если картина и так ясна.

– Нет!

Я слышу знакомый голос и оборачиваюсь на него. Анри выходит вперед – туда, где всё еще стоит Селеста.

– Простите, ваше высочество, что вы сказали? – заметно теряется обвинитель.

– Я сказал, – принц говорит громко и спокойно, – что ее сиятельство не призналась в нарушении закона. Уважаемый защитник только что сказал, что графиня не была знакома с содержанием магического кодекса, потому что магическими способностями не обладала. Когда она обнаружила таковые способности у своих служанок и захотела развить их, она спросила на то моего разрешения. Каковое я и дал ей, тоже руководствуясь желанием посодействовать процветанию Виларии. Так что вы не можете судить ее сиятельство за то, что я ввёл ее в заблуждение. Я должен был запретить ей заниматься магией с девицами из народа, но не сделал этого. Напротив, я одобрил эти уроки, желая знать, что из этого получится. Так что, ваша честь, вы должны судить меня, а не ее.

Я принял это решение еще когда навещал Эжени в тюрьме. Она сказала, что не позволит шевалье де Крийону нести ответственность одному, и в ее словах были такие стойкость и решительность, что у меня дрогнуло сердце. Она хотела защитить того, кто стоял ниже ее по положению – потому что тот не мог защитить себя сам. И разве не так должно поступать всякому дворянину?

Этот суд привлек бы куда меньше внимания, если бы герцог Энгер не захотел использовать его для того, чтобы лишний раз вбить клин между мною и его величеством. Да, нарушение закона было, но графиня и Крийон отнюдь не готовили из своих слуг боевых магов, которые могли бы навредить королю. Какой ущерб короне нанесли бы две девочки, наделенные магией еще при рождении?

Если бы не козни герцога, суд прошел бы в нашем герцогстве, и всё закончилось бы, скорее всего, солидным штрафом и закрытием магической школы. Но сейчас, я не сомневался в этом, Энгер будет требовать куда более сурового наказания, а я не мог допустить, чтобы Эжени оказалась в тюрьме.

Знать, что она находится в камере – ограниченная в свободе, без привычных удобств, – было невыносимо. До ее ареста я даже не подозревал, как сильно она тронула мое сердце.

Я не сказал ей во время свидания, что ездил в ее поместье и разговаривал с герцогиней и с их слугами, а некоторых из них даже привез в Ансельву. Не хотел ее обнадеживать, тем более что и сам понимал, как мало будут значить для суда показания горничных и лакеев. Но все они отзывались о хозяйке не только с почтением, но и с теплотой. А тот мальчик, что выступал на первом суде со стороны обвинения, теперь готов был идти в столицу пешком, чтобы дать показания в защиту Эжени. Управляющий сказал, что за эти несколько месяцев графиня потратила на обустройство быта слуг и их питание едва ли не половину доходов поместья.

Всё это было так не похоже на прежнюю Эжени, что я растерялся.

Я принял это решение еще до того, как, прощаясь в тюрьме, поцеловал ее руку. Я не боялся того, что, взяв большую часть вины на себя, сам окажусь в тюрьме. Чтобы осудить наследного принца, требовалось нечто большее, чем обучение магии двух несмышленых девчонок. Да, это вызовет гнев его величества и приведет к еще большему охлаждению отношений между нами, но разве это слишком высокая цела за свободу женщины, которая мне небезразлична?

В тюрьме она держалась стойко и почти спокойно. Красивая сильная женщина, которой невозможно было не восхититься.

А потом случился тот поцелуй. Я коснулся губами ее руки, и мир вокруг мгновенно изменился.

Она ничего не поняла – я видел это по ее реакции, вернее, по отсутствию таковой. Не знаю, как она скрывала свою магию до этого момента (наверно, носила сильный маскирующий амулет, который у нее отобрали, когда поместили в тюрьму), но как только наши руки соприкоснулись, эта магия потекла у меня по жилам – так много ее было в Эжени.

Я никогда прежде не видел женщину с таким сильным уровнем магии. Я слышал, о ее деде ходили легенды – мой отец говорил, что это был сильнейший маг Виларии. Отец рассказывал о графе де Ламарке какие-то совершенно необыкновенные вещи, которым, признаться, я не имел оснований верить. Но теперь…

Но мой восторг был связан вовсе не с уровнем ее магии, а с тем, что эта магия так совпала с моей собственной!

Мой дядя негодовал, что я до сих пор не выбрал себе невесту. Требовал скорого брака, детей. Но что я мог поделать, если ни одна из девушек, которых я одарял частичкой своего внимания, не побуждала мою магию откликаться?

Я смотрел на Эжени и не мог отпустить ее руку.

Это была моя магия! И моя женщина, за которую я готов был сражаться с любым, кто вздумает ее обидеть.

Эти воспоминания пронеслись в моей голове за несколько секунд – тех самых, что прошли после того, как графиня объявила себя виновной.

И тогда я встал. Я не видел лица Эжени в том момент, когда произносил свою речь – я обращался к судье и смотрел на него. Но когда я перевел взгляд в ее сторону и увидел слёзы в ее сияющих от восторга глазах, то был вознагражден сполна.

– Ваше высочество, я вынужден просить вас подтвердить ваши слова, – судья промокает платком вспотевший лоб. – Вы заявляете, что ее сиятельство действовала с вашего ведома и разрешения?

– Именно так, ваша честь! – громко отвечаю я.

Его величество недовольно качает головой. Я дал ему еще один повод для разочарования. Но я ничуть не сожалею о сказанном, пусть даже это и может мне стоить его расположения. Напротив, мне давно уже следовало сказать ему, что я ничуть не стремлюсь к управлению страной, и корона Виларов станет для меня тяжким грузом. Единственное, что меня удерживало от отказа от титула принца Виларийского, это то, что в этом случае им был бы одарен Энгер – человек завистливый и злобный.