— Куколка, ты восхитительна.

Но все это были лишь подходы к главной теме. Колли потребовалось меньше часа, чтобы перевести разговор на себя.

— Ненавижу цивилизацию, — объявил он, помолчав.

— Почему? — подчиняясь перемене темы, спросил Айтел.

— Потому что перед нами запутаннейшие и сложнейшие отношения между людьми, и чем мы занимаемся? Говорим о разной ерунде.

— А о чем еще говорить? — спросила Илена.

Муншин повернулся к ней.

— Илена, ты и представить себе не можешь, какая пустота образовалась в моей жизни. Я для тебя больше не существую. — Он отхлебнул из своего стакана. — В женщинах сидит дикарское начало. Я в этом убежден. — Голос его зазвенел, и Айтел понял, что сейчас заговорит оратор. — Вы, женщины, забываете то, чего мужчина никогда не может забыть, — объявил Колли. — Я могу представить себе, что ты говоришь обо мне, Илена, и это правда, все это, несомненно, правда, ты — человек чуткий, но хоть один из вас когда-либо подумал, как мне было больно и что все хорошее помню я, а не ты, Илена, — помню тот фундамент, который нас скреплял, да, помню даже страсть, страсть, ты слышишь меня, Айтел?

— Колли, — спросил Айтел, — ты в самом деле считаешь, что можешь такое нести в этом доме?

— А ты относись ко мне как к человеку, — рявкнул Муншин и тоненьким голоском добавил: — У меня же сердце кровью обливается.

— От тебя не убудет, — сказал Айтел. — Крови у тебя предостаточно.

Однако он понимал, что Колли добился успеха. Какая женщина может не простить бывшего любовника, утверждающего, что он страдает? Как только Колли закончил свою речь, Илена оживилась, начала поддразнивать его с легким ехидством, какого Айтел никогда прежде не замечал. Илена принялась болтать, она весело смеялась, она засыпала Колли вопросами.

— Я читала в газетах, — говорила она, — что твоя жена получила приз за собак.

— Угу, Лотти снова получила приз.

— Могу поспорить: это доставило тебе огромное удовольствие, — сказала Илена.

Колли это нравилось. Всякий раз как Илена нападала на него, глаза его увлажнялись и в них появлялась робость. «Я это заслужил, — казалось, говорил он. — Не думай, что я этого не знаю».

Ночью, ложась в постель, Илена говорила:

— Мне сегодня так хорошо, Чарли.

Однако такое настроение длилось у нее недолго. Накрывшись одеялом, она задумчиво сказала Айтелу:

— Ты знаешь, Колли безразличен ко мне. Интересуешь-то его ты.

Упиваясь восхищением, какое вызывала Илена у другого мужчины, Айтел не хотел портить драгоценную минуту.

— Ты просто дурочка, — сказал он.

— Нет, — с оттенком печали произнесла она, — теперь, когда между нами все кончено, Колли нравится говорить о том, что он потерял. — И, к удивлению Айтела, добавила: — Чарли, если он начнет рассказывать тебе всякое обо мне, не верь. Ты знаешь, как Колли заносит, когда он начинает рассказывать.

— Что же он может рассказать мне о тебе такого, чего я не знаю?

— Да ничего, — поспешила сказать Илена, — но ты же знаешь его. Любит соврать. Я ему не доверяю.

И тем не менее они каждый день с нетерпением, ждали появления Муншина. После депрессии, владевшей Айтелом во время работы, отрадно было провести два-три часа в приятном браке втроем: супружеская пара десятилетней давности Айтел с Иленой и приятель-холостяк Колли. Атмосфера была настолько приятная, что впервые за все годы знакомства с Муншином Айтел решил, что тот ему нравится. Он даже почти пришел к выводу, что Колли изменился. По крайней мере он был единственным из руководителей «Сьюприм», у кого хватало мужества регулярно видеться с ним. Такого рода вниманию трудно противостоять.

Однако Айтела не покидала подозрительность: он не мог понять, зачем Муншин приехал в Дезер-д'Ор. Поэтому, к собственному удивлению, он вдруг стал рассказывать Колли сюжет своего будущего фильма. Произошло это, когда продюсер пришел в четвертый раз и они засиделись допоздна. После того как Илена отправилась спать, Колли принялся рассказывать о своих проблемах. Обычно он это делал, чтобы обзавестись новыми идеями, но Айтел на сей раз не возмутился. Колли был откровенен, даже признался, что попал в сложное положение с картиной, и попросил Айтела посоветовать, как быть.

Наконец настал черед Айтела рассказывать о себе. Муншин вздохнул, передвинул свое крупное тело в кресле и сказал:

— Не думаю, чтобы ты хотел рассказать мне, Чарли, как продвигается дело со сценарием, но меня это интересует. — Он произнес это мягко своим писклявым голосом.

Айтел хотел было соврать. А вместо этого сказал:

— Очень плохо.

— Я так и представлял себе, — сказал Муншин. — Чарли, ты привык работать с людьми. Если хочешь, расскажи мне, может, я сумею внести свой вклад.

— Или украсть у меня сюжет.

Колли улыбнулся:

— Боюсь, я не мог бы его украсть, даже если бы захотел.

Айтел не понимал, почему его так тянуло все рассказать. Колли никак не мог понравиться его сюжет, и однако же разговор с ним мог принести свои плоды. Возможно, реакция Муншина натолкнет его на новые идеи. В общем, Айтел действительно не понимал, зачем ему это нужно. «Ты пытаешься убить всю затею», — сказал он себе.

Много лет тому назад он обнаружил у себя талант рассказчика и сейчас изложил свой замысел хорошо, собственно, слишком хорошо; рассказывая, он даже почувствовал, что, если бы сюжет был ему настолько важен, как он считал, он не смог бы так легко его пересказать. В ходе изложения сюжет как бы оживал, он становился лучше написанного, а Колли был прекрасным слушателем. Муншин славился своим умением слушать сценарий в изложении: он тяжело выдыхал воздух, он пришелкивал языком, он кивал, он сочувственно улыбался — он всегда создавал впечатление, что никогда еще не слышал ничего лучше. Айтел по опыту знал, сколь мало все это значит.

Когда он закончил рассказ, Муншин откинулся в кресле и высморкался.

— Это могуче, — сказал он.

— Тебе в самом деле понравилось?

— Необычайно.

Все это имело мало значения. Позже Колли устроит разнос.

— Я считаю, — продолжал он, — из этого можно сделать величайшую картину, какая выходила за последние десять лет.

— Но не на основе того сценария, что я написал.

— Для этого нужен не сценарий. Нужна поэма. — Муншин пощупал свой живот. — Это его единственная слабая сторона. — Он вздохнул. — Не могу сказать, что я в этом уверен, Чарли. Если кто и может меня удивить, так это ты. Но можешь ли ты снять поэму?

Айтел не знал, доволен он или разочарован.

— Колли, почему ты не скажешь, что на самом деле думаешь?

Муншину потребовалось десять минут, чтобы дойти до цели.