— О Господи, Анна, какой ужас… ох. Но каким образом?

— Не важно.

— Ты страшно переживаешь, да? Вплоть до того, что хочется…

— …покончить с собой? Да, иногда хочется.

— Я не это имела в виду, но… э… да, я понимаю… — Лилла жмет плечами и сочувственно склоняет голову набок. — Бедняжка! Ну, ты приходишь сюда… и чем занимаешься?

— Просто сижу, — отвечает Анна. — И все. Поднимаюсь на чердак и сижу в кресле.

— По нескольку часов? — Лилла явно недоумевает.

Анна жмет плечами.

— Мне становится легче.

— Правда? Отчего?

— Не знаю. Просто становится.

Девушка не собирается вдаваться в подробности. Она ничего не обязана объяснять. Анна убеждается, что напрасно рассчитывала на искреннее сочувствие, приведя Лиллу сюда. Некоторым людям никогда не понять, отчего Анна испытывает облегчение в окружении вещей Бенджамена и на что похожа мимолетная, но несомненная радость, которую она ощущает, если удается забыть о смерти ребенка. Несколько мгновений этой радости — вполне достаточная награда, ради которой стоит просиживать на чердаке часами.

— Даже не представляю. В смысле, как ты себя чувствуешь. Честно говоря, не понимаю, зачем ты здесь сидишь. Не понимаю, как старые детские вещи могут помочь.

— Я тоже не понимаю, но они меня успокаивают.

— Ладно, если ты так говоришь… — Лилла жмет плечами.

— Что? — Анна смеется. — Не веришь?

— Верю, верю. Просто думаю, что это не вполне здраво. Как-то… немного жутко. Но откуда мне знать… — Она замолкает, улыбается и кладет руку на плечо Анны. — Я не вправе судить, ведь я — не ты. Я никогда не страдала от депрессии и не хотела покончить с собой. Некоторые вещи выше моего понимания. Я даже никогда не думала о том, чтобы завести детей, я их не особенно люблю. Поэтому я и не могу представить, что ты чувствуешь.

— Не можешь, — соглашается Анна. — И никто не может.

В субботу вдруг приезжает Патрик.

В ресторане в этот день никто не забронировал столики, и отец, предвидя спокойный вечер, дал мне отгул. На улице сыро, поэтому мы с Анной большую часть времени провели в гостиной, бездельничая перед телевизором и лопая попкорн. Лилла появилась только утром, страдая от чудовищного похмелья. Она выпила таблетки, сварила кофе и немедленно отправилась наверх.

Мы уже досматриваем третий фильм, когда раздается громкий стук в дверь. Мы с Анной переглядываемся, как испуганные дети.

— Блин. — Анна хихикает, садится и оправляет одежду. — Кто это?

— Не знаю. По выходным я телепатию отключаю.

Снова стук. Анна поднимает брови.

— Иди посмотри. — Она толкает меня локтем.

Я театрально вздыхаю, встаю, набросив одеяло на голову Анне, и выхожу в коридор.

На крыльце стоит Патрик. Он хмурится и грозно смотрит, скрестив руки на груди.

— Где Лилла? — спрашивает он, и я чую запах перегара. Патрик нетвердо держится на ногах.

— Чего тебе надо? — спрашиваю я. — Лилла тебя приглашала?

— Приглашала? — он смеется. — С каких пор нужно приглашение, чтобы навестить свою девушку?

Анна подходит к двери и становится за моей спиной. Я жестом прошу ее отойти.

— Слушай, старик. Ты пьян и не в лучшем виде, чтобы требовать встречи с Лиллой. Она только разозлится. Может, заглянешь как-нибудь в другой раз, когда протрезвеешь, а предварительно позвонишь?

Я говорю наобум. Не исключаю, что Лилла сидит наверху и ждет; она, возможно, сама ему позвонила и пригласила, но отчего-то я сомневаюсь. У Патрика раздосадованный вид человека, который знает, что он нежеланный гость. Несколько секунд он смотрит себе под ноги, и я догадываюсь, что вариантов два. Он или утихнет и уйдет, или выкинет какую-нибудь глупость. Патрик поднимает голову. Лицо покраснело, губы искривились в злой усмешке. Видимо, он предпочел второй вариант.

— Слушай, ты, придурок, — говорит он. — Не трахай мне мозги и не указывай, что можно и чего нельзя. Я в твоих гребаных советах не нуждаюсь. Иди и скажи Лилле, что я здесь.

Он придвигается ближе, почти вплотную. Сердце у меня начинает колотиться, пальцы пощипывает от прилива адреналина. Хотя Патрик крупнее почти вдвое и накачан как тяжелоатлет, я не отказался бы от драки месяц назад, когда считал, что он и есть главная причина моих проблем. И, возможно, даже сумел бы отвесить ему пару мощных ударов. От отчаяния люди становятся на редкость бесстрашными. Я частенько представлял, какое удовольствие получу, если врежу Патрику кулаком по роже. Но сейчас шансов точно нет. Я хочу вернуться в дом и смотреть телевизор дальше. Мне плевать, я больше не ненавижу Патрика, даже немного жалею его. А при нехватке боевой ярости перевес явно будет не на моей стороне.

— Патрик, кончай ругаться, — говорю-то я уверенно, а вот чувствую себя… — И остынь. Что-то ты слишком лихо начал. Лилле это не понравится, сам знаешь.

Я блефую, но, кажется, Патрик задумывается. Он отступает и миролюбиво вскидывает обе руки.

— Сходи и позови ее, ладно? Я хочу поговорить. Просто скажи, что я пришел.

Он смотрит на меня налитыми кровью, отчаянными глазами, и я сочувствую ему еще сильнее. Отчаяние непривлекательно, и я не сомневаюсь, что Лилла не откликнется, не проявит уважения к чужим страданиям. Патрик тратит время даром и лишь усугубляет ситуацию.

— Подожди тут, — говорю я. — Я сейчас.

Оставляю Патрика на крыльце и запираю дверь, ничуть не смущаясь, что он услышит щелчок замка. Анна стоит на пороге гостиной, и я тихонько объясняю, что случилось, а затем поднимаюсь к Лилле.

Она отнюдь не приходит в восторг, узнав, что Патрик явился с визитом.

— Блин, — говорит она, закатывая глаза. — Ты сказал, что я дома?

— Я не сказал сразу, что тебя нет. Вряд ли он теперь поверит, что ты якобы куда-то вышла.

— Задолбало… — бормочет Лилла, встает и шлепает к зеркалу. Она проводит пальцами по волосам и вздыхает. — Я отвратительно выгляжу.

На ней просторная футболка, волосы растрепаны. Лилла начинает возиться с расческой и заколками.

— Лилла, тебе, блин, не все равно, как ты выглядишь? Я думал, ты Патрика больше видеть не хочешь.

— Это вопрос гордости, — отвечает она, снимает футболку и надевает черный короткий топик.

Я озадаченно и с удивлением наблюдаю, как Лилла перебирает шмотки.

— В чем смысл? Какая разница, что он подумает? Разве ты не хочешь его отшить раз и навсегда?

— Что? — Она гневно вскидывает голову. — Ты вообще о чем?

— Если ты выйдешь к Патрику красоткой, то не поправишь дела.