Мальчишки обращали на меня внимание с первого класса, хотя красавицей я и не была. Кто-то хотел идти со мной в паре на экскурсию, кто-то бил портфелем и дергал за косу. Но мне хотелось дружить с мальчиком. Вот просто дружить. Гулять вместе, учить уроки, обсуждать прочитанные книжки. С девчонками мне было скучно. Я не играла в куклы, мне не интересны были всякие бусики-бантики, девчоночьи сплетни, шушуканье по углам. На самом деле – я поняла это уже потом – мне вообще никто не был нужен, я была замкнута и вполне самодостаточна. Хотя все считали, что я очень дружелюбная, веселая и общительная.

Классу к третьему стало понятно, что мальчики вовсе не горят желанием со мной дружить в том смысле, который вкладывала в это понятие я. Меня по-прежнему дергали за косу и ставили подножки, но даже Вова, с которым мы сидели за одной партой и который угощал яблоками, не звал погулять и не приглашал на день рождения. Дружить с девчонкой было стыдно-позорно! Жених и невеста, да.

Шестой – почти подростки. Некоторые мои одноклассницы уже были девушками и даже встречались с парнями постарше. «Интересные» темы обсуждали постоянно. Это был период, когда я панически боялась взрослых мужчин. Московский тогда был неблагополучным районом. Парк, рабочие общаги. Специфические персонажи в плащах – обычное дело. Однажды на меня в парадной напал какой-то мужик, но я вырвалась и убежала. Наша классная приносила фотороботы насильников и показывала девочкам (ее муж работал в милиции). В общем, чуть ли не в каждом встречном мужчине я видела маньяка и убийцу. Не удивительно, что «взрослые» отношения меня тогда очень пугали. Вполне естественный и уже не совсем детский интерес к противоположному полу я прятала за желанием детсадовской дружбы, апогеем которой было все то же гуляние по парку за ручку.

Какой-то там звездой, королевой я не была, хватало девчонок, за которыми мальчишки бегали гораздо больше. Но и от отсутствия внимания тоже не страдала. Точнее, страдала – но от отсутствия внимания того мальчика, которого сама выбрала из всех. Таких было три, по очереди. Тогда уже никто не считал стыдным дружить с девчонкой, в классе были такие парочки. И, наверно, обрати я внимание на кого-то из тех, кто интересовался мной, я бы получила то, чего хотела. Но нет. Недосягаемые объекты были прекрасны (кстати, я не делала абсолютно ничего, чтобы заинтересовать их!), а досягаемые – скучны и вообще… просто придурки.

Потом, через много лет, я выслушала не одно признание: «Знаешь, а ведь ты была моей первой любовью». Не только от Артема. И я отвечала: «Что ж ты молчал, счастье было так близко». Не то чтобы я не догадывалась, но…

Уже потом я поняла, что, во-первых, мне нравилось… страдать. Нет, это не было настоящее взрослое страдание неразделенной любви, скорее – ожидание любви. Сладкое томление, сладкая грусть, надежды, мечты… Я просто упивалась этим. Читала стихи, слушала музыку, рисовала чьи-то туманные профили и силуэты. Откуда этому взяться в простой обыденной дружбе, где уроки, яблоки, прогулки, разговоры о книгах? Ну, так мне казалось.

А во-вторых… Наверно, я очень боялась развития этих отношений. Развития в физическую сторону. Уж не знаю, откуда у меня это взялось в двенадцать-тринадцать лет, может, как раз из откровений рано повзрослевших одноклассниц. Но мне казалось, что любые романтические отношения противоположных полов рано или поздно должны прийти к сексу. Возможно, сейчас девочки уже смотрят на это иначе, но для меня секс тогда был чем-то очень и очень взрослым, не имеющим ко мне ни малейшего отношения.

Говорить об этом с мамой я категорически не желала. Нормальной литературы на эту тему тогда еще почти не было. Оставались разговоры с подружками и кое-какие медицинские книги из дедушкиной библиотеки, которые я читала тайком. Но там освещалась исключительно физиологическая сторона вопроса. Тем не менее, у меня сложилось убеждение: секс будет только с любимым человеком и только когда я буду к этому готова. Когда буду готова? Трудно сказать. Но уж точно не в школе. Хотя тогда мне казалось, что я люблю Сашу (Юру, Гену) и буду любить вечно, головой я прекрасно понимала, что это совсем не та любовь. Как бы я сказала сейчас, не тот уровень квеста.

В восьмом я снова выбрала себе в мечты прекрасного принца, который даже не смотрел в мою сторону. Максим учился в параллельном классе, видела я его только на переменах издали. Идеальной объект для платонической подростковой влюбленности.

Котов пришел к нам в пятом, но до восьмого класса я не запомнила его вообще, словно и не было. Всех помнила, а его нет – настолько он был для меня не интересен. И дело даже не во внешности – все-таки объективно он был довольно симпатичным. Просто сам по себе он не выделялся абсолютно ничем. Ноль. Пустое место. Учился средненько, никаких особых талантов, ни с кем особо не дружил, ни с кем не враждовал. Или, точнее, дружил со всеми. Кажется, за эти годы я не перекинулась с ним и парой слов.

Началось все в один непрекрасный весенний день, когда я увидела своего принца с девочкой. Они сидели в коридоре на подоконнике, болтали, смеялись и по очереди откусывали от одной булочки. Это было словно удар молнии, который моментально расставил в моей псевдоромантичной голове все по своим местам.

Мне стало очень и очень грустно. И дело было не в ревности, точнее, не только в ней. Я поняла, что хочу вот таких вот простых, веселых отношений. Не бродить одной под дождем, красиво мечтая о несбыточном, не читать по ночам грустные стихи, а сидеть рядышком и есть одну булочку на двоих. Болтать, смеяться, гулять, ходить в кино, делать уроки. В общем, всего того, чего хотела в третьем классе. Но еще – случайно сталкиваться руками. И не случайно держаться за руки. Смотреть в глаза – так, чтобы замирало сердце. Может, даже целоваться. А все остальное… Ведь этого не будет – пока я не захочу, я так решила.

Первым уроком была химия. Мы сидели за длинными столами по шесть человек, чтобы удобнее было делать лабораторные работы. Рассаживали нас по журналу, по фамилиям, моим соседом слева был Котик. Я сидела, едва сдерживая слезы, и вдруг под локтем оказалась записка. «Я давно за тобой наблюдаю. Почему ты всегда такая грустная?». Я просто оторопела: да кто ты такой, чтобы за мной наблюдать и лезть в мои дела?! Не помню уже, что я ответила, но что-то очень резкое – мол, отвали, тебя не касается. Он послушно отвалил, но я все равно была в шоке, словно со мной попыталась заговорить пробирка или колба для опытов.

До этого моя влюбленность была легкой и необременительной. Хоть и грустной, но приятно грустной. После сцены в коридоре она превратилась в кошмар. То мне хотелось загрызть эту девчонку. То казалось, что они не вместе, а он наоборот посмотрел на меня. А потом снова видела их вдвоем и снова сходила с ума.

В это время Женька действительно наблюдал за мной. На разных уроках мы сидели в разных местах класса, но я постоянно чувствовала его взгляд. Не заинтересованный – уж я-то могла отличить! – а именно изучающий, холодный. Если я встречалась с ним глазами, он не сразу отводил взгляд, несколько секунд смотрел немного насмешливо и только потом отворачивался. «Прекрати на меня смотреть!» - хотелось заорать, но было стыдно.