* * *

С комиссаром Дементьев вскоре нашел общий язык — Прошкин оказался неплохим мужиком. На гражданке он был инженером-строителем и как политработник справлялся со своими обязанностями. Грыз его, правда, мелкий червячок самолюбия — хотелось ему быть не помполитом, а командиром дивизиона или хотя бы начальником штаба (потому-то и встретил он Дементьева не слишком ласково), но этому мешало отсутствие артиллерийского образования. Однако, как человек неглупый, он понимал, что уж кто-то, а Павел не виноват в сложившемся положении вещей, и перестал смотреть на него как на врага народа. И поэтому Дементьев с чистой совестью попросил комиссара, когда тот с группой солдат собирался за трофеями, привезти для штаба писчую бумагу, кое-какие канцелярские принадлежности и печатную машинку.

В результате боев на Сандомирском и Магнушевском плацдармах армия Катукова захватила огромные трофеи, в том числе и военные склады города Дембица, обеспечивавшие вермахт всем необходимым, от боеприпасов и горючего до сигарет и пипифакса. Об этих складах в Первой танковой ходили легенды, и число «полномочных представителей» от всех частей и соединений армии, желавших навестить Дембицкие склады, росло в геометрической прогрессии. И Прошкин во главе группы вооруженных «добровольцев» направился туда на полуторке, прихвати «для солидности» «катюшу» и машину с крупнокалиберным пулеметом ДШК.

Уехали они рано утром, рассчитывая вернуться через пару часов, но даже к полудню «трофейная экспедиция» еще не вернулась. Дементьев уже не на шутку беспокоился — мало ли что могло случиться, — когда нагруженные трофеями машины наконец прибыли. Однако особой радости на лицах «мародеров» капитан не заметил, не было среди них и доблестного замполита.

— Где комиссар? — насел Дементьев на командира взвода, участвовавшего в «налете», и тот, виновато переминаясь с ноги на ногу, не особо внятно доложил, что «товарищ майор остался на складах, приказав нам пробиваться с боем». Эта формулировка повергла Павла в шок — почему, с каким боем? — но тут, к счастью, появился и сам Прошкин. Его физиономия сияла как начищенный медный самовар, и весь облик политрука мог бы служить красочной иллюстрацией к известному высказыванию «Жизнь прекрасна и удивительна». И поведал он Дементьеву трагикомическую историю, достойную подвигов бравого солдата Швейка.

Оказалось, что попасть на территорию Дембицких складов не так-то просто: она была обнесена высоченным забором, а возле единственных ворот уже стояла вооруженная охрана. Возле этих ворот собралась внушительная толпа «представителей», однако охрана никого не пропускала. Страсти понемногу накалялись; «эрэсники» тихо стояли в сторонке и наблюдали — давать залп реактивными минами по воротам Прошкин счел не самым разумным выходом из положения. Переговоры жаждущих «подтрофеить» с охраной кончились ничем, и тогда к воротам, взрыкивая двигателем, направился танк, номер которого был предусмотрительно прикрыт брезентом для сохранения инкогнито. Из приоткрывшегося башенного люка высунулась чумазая физиономия, перемазанная до полной невозможности узнавания, и на матерном русском потребовала немедленно открыть ворота во избежание нежелательных последствий. В ответ на эту эскападу охрана молча взяла автоматы наизготовку.

Чумазая голова скрылась в люке, но зашевелился ствол танковой пушки и уставился прямо на ворота. Автоматчики охраны заколебались и, не располагая противотанковыми средствами, подались в стороны: ребята в башнях слыли (и частенько были) «безбашенными парнями». А «тридцатьчетверка», развернув башню задом наперед, медленно наехала на ворота и выдавила их. Оборона была прорвана танками, и в прорыв пошла воодушевленная пехота. Чуть выждав, Прошкин со всей своей «зондеркомандой» подъехал к проломленным воротам и объяснил опешившей охране, что ему надо немедленно дать залп по прячущемуся в лесу противнику, а расчетная точка залпа находится здесь, на территории складов. Охрана ожидала чего угодно, но только не появления «катюши» со снарядами на направляющих, и беспрепятственно пропустила все три машины.

А внутри уже вовсю резвилась разгульная русская душа — зрелище напоминало то ли последний день Помпеи, то ли первый день свободы. Более хозяйственные волокли ящики и бутылки, а самые нетерпеливые уже праздновали. Спиртного на складах было море, причем в самой разнообразной упаковке. Бочки простреливали автоматными очередями, под струи вина и коньяка подставляли кружки и котелки, а то и просто ловили их ртом. На земле тут и там блестели ароматные лужи, вино стекало в подвалы — кое-где его набралось по колено. Между складами бродили пьяные, некоторые из них пели песни — победители веселились.

Прошкин оказался на высоте, да и его бойцы считали, что праздновать лучше дома, в дивизионе, в спокойной обстановке. Выяснив расположение складов, «добытчики» быстро и оперативно загрузили свои машины ящиками со шнапсом, упаковками галет, коробками шоколада, банками консервов, мешками сахара; не забыли и канцелярский заказ начальника штаба. Операция завершилась, Прошкин скомандовал отход, и машины направились назад, к воротам. И вот тут-то веселая комедия едва не превратилась в самую настоящую трагедию.

На территории Дембицких складов появился взбешенный генерал Попель, член Военного совета и самый главный политработник армии в сопровождении красномордых автоматчиков своей личной охраны. «Лучше бы это был батальон эсэсовцев» — такой была мысль, появившаяся в голове Прошкина, а затем его душа стремительно эвакуировалась в район пяток.

— Мародеры! Подлецы! Изменники Родины! — орал Попель на пьяных солдат, грозно потрясая маузером. Ощущения майора Прошкина нетрудно было понять — генерал не только потрясал своим любимым оружием, но и стрелял, причем не только в воздух.

Путь к отступлению был отрезан, однако боевой комиссар дивизиона «катюш» не растерялся — замечено, что в экстремальных ситуациях сообразительность резко обостряется (правда, не у всех). Оценив обстановку, он приказал командиру взвода отогнать машины на противоположный конец складов, затаиться и ждать дальнейшего развития ситуации. Если же, паче чаяния, ситуация будет развиваться в неблагоприятном направлении — выбираться любым способом, вплоть до подрыва стены. Подрывать стену было чем — на всех «катюшах» имелись ящики взрывчатки для самоподрыва при угрозе захвата машины противником. Это и имел в виду взводный, докладывая Дементьеву о получении приказа «прорываться с боем».

Машины быстро ретировались в заданном направлении, а Прошкин, улучив момент, вытащил из кобуры пистолет и с руганью набросился на мародерствующих солдат. Он тоже стрелял, но, в отличие от Попеля, исключительно в воздух.

Заметив майора, Попель, хорошо его знавший, спросил, поигрывая маузером:

— А ты что здесь делаешь?

— Да вот, — доложил Прошкин, поедая глазами начальство, — случайно здесь оказался. Смотрю — чистый грабеж идет, пришлось вмешаться.

— Правильно действуешь, — генерал одобрительно кивнул, — политработники всегда должны показывать пример в наведении порядка в армии.

Прошкин сопровождал Попеля еще минут тридцать, а потом незаметно отстал от его «карательного отряда» и без дальнейших приключений покинул Дембицкие склады. Его беспокоила судьба машин, но лихой комвзвода не подкачал: увидев, что автоматчики Попеля начали прочесывать территорию складов, он подорвал стену и через пролом успешно вывел вверенную ему часть из окружения.