– Ничего, я как-нибудь переживу это. А сейчас рычажок выставлен наружу?

– Там есть человек из кррахов, который присматривает за этим домом. Я позвоню ему и попрошу выставить рычажок. Скажу по секрету, я уверен, что они согласятся и на восемь тысяч.

XV

Рычажок щеколды в доме Готтвальда был высунут наружу в ожидании прихода доктора Пола Протеуса.

Он надавил его, с удовлетворением услышал, как щеколда, звякнув, приподнялась внутри, и вошел. Маленькие, покрытые пылью окна слабо пропускали в комнату свет, да и тот умирал, не отразившись на матовой, темной поверхности старинной мебели. Половицы, подобно трамплину, вздымались и проваливались под ногами Пола.

– Дом дышит в такт с вами, как хорошее белье, – произнес из темноты шепелявый голос.

Пол посмотрел в угол, откуда донесся голос. Человек затянулся сигаретой, и она красным заревом осветила лунообразное лицо.

– Доктор Протеус?

– Да.

– Я доктор Понд. Если желаете, я включу свет.

– Прошу вас, доктор.

– А знаете ли, включать-то здесь нечего. Всюду только керосиновые лампы. Желаете помыть руки или просто умыться?

– Ну, я…

– Потому что если вы действительно хотите, то для этого на заднем дворе есть насос и отхожее место подле курятника. Может быть, вам желательно осмотреть насквозь прогнившие теплицы, свинарник и навозные тачки, а может, нам лучше сразу отправиться к тому георгианскому особняку, что на бульваре Гриффина? – Понд вышел на середину комнаты, где они могли свободно разглядеть друг друга.

Доктор Понд был очень молодой полный человек, он производил впечатление честного малого, искренне удрученного окружающей обстановкой…

– Нет, я вижу, вы действительно преисполнены решимости продать мне эту недвижимость, – со смехом сказал Пол. Каждая новая несуразность заставляла его с еще большей страстью претендовать именно на эту ферму. Это было полностью изолированное, забытое Богом место, отрезанное от всех и вся, от стремительного бега истории, общества и экономики.

– На мне лежит вполне определенная ответственность, – осторожно заметил доктор Понд. – Администратор, чьи знания не выходят в известной степени за границы «Инструкции», похож на судно без руля.

– Разве? – не слушая его, сказал Пол. Сейчас он глядел в окно на скотный двор, где через открытую дверь сарая он видел плотный крутой бок коровы.

– Да, – сказал доктор Понд, – он похож на судно без руля. Взять хотя бы, к примеру, нас с вами: в «Инструкции» об этом не сказано ни слова, но я лично считаю своим долгом всякий раз убедиться, что каждый человек получает дом, соответствующий его положению в обществе. То, в какой обстановке живет человек, может помочь ему в служебном продвижении или, наоборот, помешать, это может повысить или понизить его стабильность и престиж.

– Вы сказали, что всю эту ферму я мог бы приобрести за восемь тысяч?

– Простите, доктор, но вы ставите меня в неловкое положение. Сначала, когда вы только позвонили мне, я, конечно, с радостью ухватился за эту возможность, потому что эта ферма сидела во мне, как заноза, многие годы. Но потом я все же опомнился, и, понимаете, я просто не могу позволить вам это.

– Я покупаю. Скот тоже входит в эту цену?

– В эту цену входит абсолютно все. Именно так и сказано в завещании Готтвальда. Все это должно содержаться именно в том виде, в каком оно находится сейчас, и здесь должно вестись фермерское хозяйство. Вы понимаете, насколько это абсурдно? А теперь едемте вместе на бульвар Гриффина, где, как я уже сказал, есть дом, будто специально построенный для управляющего Заводами Илиум.

Когда он произносил полный титул Пола, голос его звучал подобно фанфаре.

– Мне нравится этот дом.

– Если вы вынудите меня продать его вам, мне придется уйти с работы. – Доктор Понд покраснел. – Мой классификационный номер позволяет мне вдвое больше вашего, однако и у меня есть свои представления о чести.

Слова эти, произнесенные Пондом, показались Полу настолько забавными, что он чуть было не расхохотался. Но затем, обратив внимание на волнение Понда, он понял, что все, о чем тот толковал, действительно было честностью. Этот поросенок на своей поросячьей должности имеет свои поросячьи принципы и ради них готов пожертвовать своей поросячьей жизнью. Полу представилась вся современная цивилизация в виде гигантской и дырявой плотины, вдоль которой тысячи людей, подобных доктору Понду, растянулись колонной до самого горизонта, причем каждый из них свирепо затыкал пальцем течь.

– Конечно же, это будет для меня просто хобби, забавой, – солгал Пол. – Жить-то я буду там же, где живу сейчас.

Доктор Понд со вздохом опустился в кресло.

– О! Слава Богу! О! Вы даже не представляете себе, насколько мне теперь легче. – Понд нервно рассмеялся. – Конечно, конечно, конечно. И вы оставите мистера Хэйкокса на его месте?

– А что это – мистер Хэйкокс?

– Кррах, который не дает этой ферме прийти в запустение. Он числится за КРР, но его работу, конечно, оплачивают из денег Готтвальда. Вам придется поступать так же.

– Я хотел бы с ним познакомиться.

– Он ведь тоже осколок старины. – Понд схватился руками за голову. – Ну и местечко же! Знаете, я ведь было подумал, что вы сошли с ума, просто с ума сошли. Но кто платит волынщику, тот заказывает и музыку.

– Если только он не ставит под угрозу систему.

– Совершенно справедливо! И это настолько здорово, что слова эти можно было бы высечь над камином, но я не уверен, что завещание позволит вам это.

– А что вы скажете относительно слов: «После нас хоть потоп»? – поинтересовался Пол.

– Хмм?.. – Доктор Понд попытался уловить смысл цитаты, затем он, по-видимому, решил, что это какое-то архаическое высказывание, нравящееся тем, кто разбирается в поэзии, и улыбнулся. – Тоже очень мило. – Однако слово «потоп», видимо, все же запечатлелось у него в сознании.