вы! – удивился я. – У меня нет никаких оснований подозревать вас в чём–либо.

– Да, это верно, – согласился он. – Не знаю, почему он пришёл умереть именно в моём доме.

– То есть… – опешил я. – То есть, вы хотите сказать, что он умер у вас в доме?

– Именно это я и сказал, молодой человек, – подтвердил господин Торф. – Когда я пришёл домой, он сидел в кресле у камина, совершенно мёртвый, вот как сейчас. Только тогда он был значительно суше. Дождь, – и господин Торф осуждающе покосился на небо. – Этот дождь льёт уже третий день почти без остановок, – посетовал он.

– Но… – растерялся я, – но вы уверены, что пришли в свой дом, а не, предположим, в его?

– Да что вы, молодой человек, – улыбнулся господин Торф. – Я же не умалишённый, как вы, похоже, подумали. Конечно я пришёл к себе домой. А он, – господин Торф кивнул на тело, – сидел в кресле у камина. Мёртвый. Наверное, незадолго до того он курил сигару, потому что у его ног валялся окурок, а брюки были усыпаны пеплом. «Эй, Марта, – спросил я жену, – ты что, давала ему мою сигару?» Марта – это моя жена, – добавил господин Торф, чтобы у меня не оставалось никаких сомнений на этот счёт. – «Нет, – сказала она, – он курил свою».

– Но позвольте, – оживился я. – Значит, это ваша жена впустила этого господина?

– Ниппельмана? – господин Торф посмотрел на тело. – Ну да, а как бы ещё он мог войти ко мне в дом – ключа–то у него не было.

– Так вы его знали? – спросил я.

– Нет, с чего вы взяли, – пожал плечами господин Торф.

– Но вы только что сказали – Ниппельмана.

– Я совершенно его не знал, – покачал головой мой собеседник. – Но все звали его господин Ниппельман. Да, все именно так его и звали. Моя жена так и сказала, когда я пришёл: «Тебя дожидается господин Ниппельман». «Что ему надо?» – спросил я. «Не знаю, – ответила она. – Он сидит уже часа два, у камина». «Ты предложила ему выпить?» – спросил я. – «Он отказался», – отвечала супруга.

– Ах, вот как, – кивнул я. – Теперь понятно.

– Вам понятно? – произнёс господин Торф. – А мне вот совершенно непонятно, почему он пришёл умереть именно ко мне.

– Ну, может быть, у него это вышло непреднамеренно, – предположил я в оправдание господина Ниппельмана.

– Надеюсь, что так, – согласился мой собеседник. – Не хотелось бы думать о нём плохо.

Пока мы так беседовали, дождь не только не ослаб, но даже и набрал силу, так что я чувствовал себя совершенно промокшим и уже начинал жалеть о своей прогулке. Хотелось побыстрей сесть в тёплый и сухой трамвай, доехать обратно до вокзала и взять себе комнату в гостинице. А осмотр достопримечательностей города Штрабаха отложить на следующий раз. Быть может, на обратном пути я специально сойду в Штрабахе, чтобы ненадолго затеряться в его тихих улочках.

А ещё меня беспокоила судьба моих вещей, оставшихся в поезде, и та нелёгкая битва с железнодорожной бюрократией, которую мне вероятно придётся выдержать.

– Да, – сказал я тоном, который давал понять господину Торфу, что я, кажется, заболтался с ним и должен идти дальше по своим делам, – но что же вы намерены делать с… телом?

– Как это что, – пожал плечами господин Торф. – Похоронить конечно. А что ещё принято делать с мёртвыми?

Вопрос был сугубо риторическим, поэтому я только покивал головой с глубокомысленным видом и приподнял шляпу, готовясь проститься.

– Послушайте, – внезапно обратился ко мне господин Торф с некоторой горячной поспешностью, – а вы не поможете мне? Признаться, я уже не в том возрасте, когда способен был вот так запросто тягать мёртвые тела на любые расстояния.

– Хм… – произнёс я, несколько, признаться, ошарашенный. – Хм…

Но он смотрел на меня с такой надеждой и мольбой, что я просто не мог не сказать:

– Ну что ж… У меня ещё есть немного времени… У меня, видите ли, поезд… Я проездом здесь, случайно отстал от своего поезда и… А что самое неприятное – мои вещи остались в купе, и теперь… В общем, почту за честь немного вам пособить.

Я совершенно не умею отказывать людям в просьбах. Жена говорит, что это признак моей слабохарактерности. Может быть.

Господин Торф горячо поблагодарил меня и предложил взять покойника за ноги. Я взялся и мы понесли.

– А далеко ли ещё до кладбища? – спросил я после того как мы прошли пару улиц.

– Кладбище у нас в пригороде, молодой человек, – кряхтя отозвался господин Торф. – Довольно далеко, да.

– Так может быть, – осторожно предложил я, – нам лучше взять такси? Вы не подумайте, что я устал – нисколько, – добавил я, чтобы не обидеть его, – но похоже, что вы несколько утомлены ношей.

– Весьма утомлён, признаться, – не стал отнекиваться господин Торф. – К счастью, мы не понесём его на кладбище.

– Не понесём на кладбище? – удивился я.

– Нет. В нашем городе не принято хоронить самоубийц вместе с остальными покойниками. А в том, что господин Ниппельман покончил жизнь самоубийством у меня нет никаких сомнений. Поэтому мы похороним его у насыпи.

Говорил всё это господин Торф отрывисто, его утомлённые частым дыханием лёгкие то и дело требовали передышки и глотка свежего воздуха.

– У насыпи? – переспросил я – признаться, не столько для того, чтобы уточнить, сколько для того, чтобы осторожно выяснить, далеко ли ещё идти.

– У насыпи, молодой человек. Это совсем рядом, вон за теми домами, у железной дороги.

У него был такой утомлённый несчастный вид, а я почувствовал такой прилив сил оттого, что идти осталось совсем немного, что мне стало жаль его и я предложил ему отпустить руки господина Ниппельмана – дальше, мол, я донесу его один.

– Спасибо, молодой человек, – поблагодарил господин Торф. – Вы очень любезны. В наше время молодые люди редко бывают столь любезны.

Воодушевлённый его незатейливой благодарностью, я взвалил тело на спину и понёс. Было тяжеловато, но я улыбался, когда господин Торф участливо заглядывал мне в лицо и спрашивал: «Вам не тяжело?»

Гораздо хуже было другое: мало того, что я и сам весь промок, так ещё и с мокрого господина Ниппельмана на меня низвергались буквально потоки холодной воды. А перед глазами моими стояла любимая ручка с золотым пером, оставшаяся там, в поезде, вместе с другими вещами. Каково–то мне будет без этой ручки! А ведь это был подарок жены.

Надо сказать, я довольно легко простываю – просто необычайно легко. Стоит мне побыть несколько минут на сквозняке или оказаться под проливным дождём без зонта, – всё, можно