Кано предполагает, что песня «Les Temps des Cerise», литания скорби о павшей Парижской коммуне 1871 года, стала музыкальным выражением чувства утраты и предательства, которое испытывал сам Миядзаки[200]. Падение Югославии стало сокрушительным ударом по еще теплящемуся оптимизму художника в отношении мира в целом и надежд на лучшее будущее. Миядзаки кратко пояснил свои чувства вскоре после выхода «Порко» в обезоруживающе откровенной дискуссии с певицей Токико Като, которая озвучивает в фильме Джину. Он подчеркнул, что его поколение выросло в то время, когда все верили в возможность создания лучшего мира. Наблюдая за тем, как их родина, разрушенная и покалеченная войной, превращается в страну новых возможностей, японцы, родившиеся в 1940-х, ощущали вдохновение и прилив сил. Многим из них мирная жизнь в содружестве с другими странами представлялась сильным и осуществимым идеалом.

Даже спустя двадцать пять лет после той беседы в словах Миядзаки ощущается недоумение и грусть: «Мы чувствовали, что мир постепенно становится лучше. Наша история показывала, что всё будет только лучше. Поэтому, когда начались югославские этнические войны, мы были ошарашены. Что происходит? Неужели мы снова вернулись к этому ужасу? Последние два года [с 1992 года] я словно брожу в тумане»[201].

Позднее в одном интервью Миядзаки кажется более непосредственным и откровенным, когда упоминает свою покойную мать. Всю жизнь он внутренне спорил с ней и наконец признает ее победу:

Миядзаки был потрясен и первой войной в Персидском заливе, когда Соединенные Штаты возглавили международную коалицию против Ирака, чтобы сохранить Кувейт (и защитить нефтяные интересы промышленных государств). Не случайно «злодеем» в «Порко Россо» стал Кертис, хвастливый молодой американец, в равной степени высокомерный и невежественный, хотя режиссер, вероятно, попытался уравновесить его персонаж Фиолиной, очаровательной юной девушкой, недавно вернувшейся из Америки.

Участие Японии в войне в Персидском заливе – хотя оно и было нерешительным и неполным – Миядзаки и многие другие сторонники левых взглядов сочли предательством пацифистской конституции страны. Высокотехнологичный характер войны и тот факт, что военные действия редко показывали в СМИ, также сильно беспокоили режиссера. Он даже заявил, что после «Ведьминой службы доставки» планирует снять фильм о молодых влюбленных в современном Токио, но потом отказался от этой идеи. Как выразился критик Кодзи Окуда, «в мире крови Миядзаки не мог снимать фильм о молодости»[202].

Но здесь ощущается нечто большее, чем политическое разочарование. «Порко Россо» – радикальное отступление от предыдущих работ режиссера, которые кормили студию «Гибли»: «Ведьмина служба доставки», «Тоторо» и «Лапута» повествуют о юных героях и заканчиваются в основном на оптимистичной ноте. А «Порко» переносит нас в сложный мир, где на горизонте маячит фашизм, а будущее туманно.

Но зачем делать главным героем свинью среднего возраста? Японские критики оказались сбиты с толку. Рекламная кампания показывала Марко во всей свиной красе со слоганом «Вот что такое «круто», а другие каналы продвижения мутили воду, прямо обещая женщинам «приятную грустную романтику». Может ли свинья быть романтичной?

Очевидно, да, и даже больше. У свиней сложная и не всегда хорошая репутация. Это относится не только к Западу, но и к самой Японии. В провокационной дискуссии, отчасти напоминающей интервью, а отчасти допрос, которая состоялась между режиссером и его самым вдумчивым собеседником Ёйти Сибуей, режиссер то уклонялся от ответа, то вдруг откровенно признавался в подробностях.

Когда Сибуя провоцирует Миядзаки предположениями о том, почему тот выбрал главным героем свинью, вначале режиссер отвечает немного раздраженно и настаивает: «Мы просто хотели сделать смешно». Он упоминает, что студия «в шутку» предложила эту идею компании «Японские авиалинии». «Мы были уверены, что они нам откажут»[203]. Конечно, свиньи в оригинальной манге Миядзаки довольно забавные (и очень милые), а когда свинью помещают в кабину самолета, получается незабываемая анимация.

Однако Сибуя напирает, и режиссер начинает говорить о политике и замечает, что имя Порко Россо (дословно: «красная свинья») может означать «коммунист». Затем Миядзаки настойчиво говорит о Югославии: «Я уже давно утратил веру в социализм», – но потом опровергает и это утверждение: «При создании фильма всё это [разочарование и сожаление] накапливалось, и у меня было чувство, что «я буду последним красным». И [я представил] свинью, летающую в одиночестве»[204].

Сибуя бесцеремонно связывает очевидно политическое заявление Миядзаки с его личной жизнью. Он задает вопрос: «Разве идея о том, что последний оставшийся в живых превращается в свинью, когда все остальные погибли, не является своего рода выражением самонаказания?»

На это Миядзаки отвечает: «Пожалуй. Но это произошло не совсем потому, что он остался один, – проблема в том, что он летает»[205].

Кажется весьма вероятным, что эта дискуссия, по крайней мере частично, касается того, что мы сейчас называем синдромом выжившего[206]. Воспоминание о том, как родители отказались помочь соседке с ребенком спастись от пламени токийских авианалетов, по-прежнему жгло Миядзаки. В конце концов, свинья часто рассматривается как воплощение жадности и эгоизма, как мы видим в более позднем фильме Миядзаки «Унесенные призраками».

Возможно также, что этот «синдром» связан с более широким чувством вины, которое Миядзаки испытывал за относительное благополучие своей семьи во время войны, а может, и за действия японцев в целом. Это подтверждается в беседе режиссера с Токико Като. Певица разделяет левые политические взгляды Миядзаки и замужем за бывшим главой радикальной студенческой организации, процветавшей в 1960-х гг.

Несмотря на то что дискуссия была открытой, она оказалась довольно интимной, и не только в отношении тем фильма, но и личных и политических убеждений Миядзаки. Режиссер несколько раз упоминает чувство вины, а потом вдруг заявляет: «Если говорить о чувстве вины, оно последовательно развивается во мне – за мою семью в Японии, за мой дом, а затем за Японию в мире, Японию в Азии»[207].