Я прекрасно понимал, что Марине сложно, очень сложно принять как данность всё сказанное мною. Она, как и Мирослава, была собственницей. И если относительно обычных наложников это не проявлялось, так как они казались ей этаким общим имуществом, то со мной ревность шла уже во все поля.

Но ничего, когда-нибудь да поймёт, что лучше синица в руке, чем дятел в одном месте, а потом и примет. Со временем. В розовых мечтах я, конечно, представлял себя лежащим в окружении всех трёх обнажённых дам, но вряд ли таким фантазиям суждено сбыться. Однако по очереди тоже выглядело неплохим вариантом.

А после тренировки, когда отвёл стонущих и устало дышащих наложников обратно в гарем, я, взяв за жабры завхозшу, направился к Мирославе, так как мы наконец подбили все остатки и пришла пора наносить ответный удар. По Лифариусу, конечно же. Потому что вывод по итогам ревизии напрашивался ровно один: кто-то реально оборзел в край.

***

Два дня спустя

– Сюда, господин.

Слуга, быстро окинув взглядом улицу, провёл кутающуюся в мешковатый балахон фигуру в глухой дворик, а затем и в один из подъездов.

Поднявшись на третий этаж, постучал в дверь.

– Хто там? – проскрипел старушечий голос.

– Матушка Аграфена, это я, Слава.

– Славик, мальчик...

Щёлкнул замок, и за приоткрывшейся дверью показалась древняя бабка, чья магия уже почти угасла, не в силах и дальше сдерживать неумолимо подбирающуюся старость. Лицо её было сморщенным как урюк, волосы – абсолютно седы, но взгляд, цепкий и живой, показывал, что маразм и возрастная деменция её ничуть не коснулись.

– Проходи, давненько не навещал старую. А это с тобой кто? Дружок поди?

– Нет, матушка, это господин Лифариус, фаворит боярыни Златолесской.

Бабка, прищурившись, заглянула под капюшон, кивнула сама себе и хмыкнула:

– Фаворит, значит. Нечастая птичка в наших краях. Вы проходите, проходите. Что на пороге стоять-то.

В тесной прихожей парень кое-как помог Лифариусу разоблачиться и провёл его вслед за женщиной на кухню.

– Присаживайтесь, сынки, я вас чаем угощу, хорошим. Не та туфта, из которой мы чифир варили, когда бабушка на зоне чалилась. Пейте-пейте, и вот, печенюшками угощайтесь.

Постаравшись не выказывать непростой старушке пренебрежения, фаворит принял из её рук керамическую чашку с потёртым рисунком, отхлебнул. Чуть было не скривился, так как вкус оказался далёк от чаёв, подаваемых в благородном доме, но сдержался. Бабуля хоть и производила на первый взгляд впечатление “божьего одуванчика”, но нет-нет да и пробирала до костей колючим взглядом из-под седых неухоженных бровей.

К печенью Люфариус притрагиваться не рискнул, хотя слуга вполне спокойно их хрумкал.

Славик приходился хозяйке квартиры внучатым племянником, правда, виделся с той регулярно лишь в последнее время, так как женщина была частым гостем в местах не столь отдалённых, в общей сложности проведя по тюрьмам да каторгам с полсотни годиков. Лет десять назад она по состоянию здоровья от дел отошла, но авторитета не растеряла. По слухам, за советом к ней не чурались и другие матроны заглядывать.

– Ну рассказывайте, хлопцы, с чем ко мне пожаловали. Вижу же, что не просто с бабушкой за жизнь побалакать.

– Дело к тебе, матушка Аграфена, у господина Лифариуса, – кивнул слуга на фаворита.

– Дело, говоришь? Ну можно и за дело побазарить, чего нет-то. Авось подскажу. Только ты, внучек, сходи погуляй пока, нечего третьему в разговоре участвовать, лишний третий завсегда.

Резво поднявшись, Славик поклонился бабке и, ни слова не говоря, под её внимательным взглядом тут же засобирался на выход, прекрасно зная, что в устах воровки в законе “лишний” – синоним слова “покойник”.

Дождавшись, когда шаги парня стихнут за дверью, мигом сбросившая всю напускную благообразность Аграфена тяжело навалилась на край стола, жалобно заскрипевшего под её весом, и спросила сурово, заставив Лифариуса поёжиться:

– Так с чем пришёл, фаворит?

Куда делось стариковское дребезжание? Голос женщины был твёрд и холоден, и её гость конкретно струхнул, лишь в последний момент удержавшись, чтобы не сбежать из квартиры от наводящей на него безотчётный ужас бабки. Только ненависть, что жгла его изнутри, к этому выскочке, который посмел не просто претендовать на внимание боярыни, но и покуситься на скромный личный гешефт фаворита, вылезя как из задницы с этой своей ревизией, удержала его на месте.

Собравшись с мыслями и постаравшись не дать петуха, Лифариус начал:

– Слышал я, что вы можете помочь в решении проблем.

– Смотря каких. Ты не юли, не люблю я этого. Прямо говори, чего хочешь.

На секунду замолчав, мужчина облизнул резко пересохшие губы, но затем, скрипнув зубами, ответил, вновь представив перед внутренним взором ненавистное лицо соперника:

– Смерти хочу. Человеку одному.

– Кто она? – поинтересовалась бабка без особого удивления.

– Не она, он.

– Хм, неожиданно... – Аграфена задумчиво потёрла подбородок. – Я уж было решила, что ты боярыню заказать захотел. Вдовствующим стать.

– А что, можно? – неожиданно даже для себя самого заинтересовался Лифариус.

– Были дурачки, кто с подобным приходил, – ответила собеседница. – Я отшила. На благородных рыпаться – это совсем дурным надо быть.

– И что, никто не согласился?

– Ну почему? Нашлись одни на всю голову отмороженные. Раньше-то я их не на всю голову считала. Но после того, как они на такое подписались, точно на всю стали.

– И получилось?

– Нет конечно же, – бабка посмотрела на мужчину как на идиота. – Ранить смогли, но положили их там в итоге всех, а затем такую облаву устроили, что всем всё враз понятно стало. Тех, кто заказывал, тоже, кстати, нашли. Имперская безопасность работала, от таких не спрячешся. Так что мой тебе совет: подобные идеи из головы выбрось.

– Ну а не барыню-то можно? Он просто наложник, – чуть охолонув, уточнил Лифариус.

– Наложник? Если в родовой усадьбе, то без вариантов. Никто не подпишется. Посягать на родовое гнездо – всё равно что на саму боярыню, результат сам знаешь.

– А если я его в город вывезу?

– В городе – другое дело. Только тоже не абы где. В общем, думать надо. Ну и деньги. Сам понимаешь, покушение на собственность рода, рыть однозначно будут. Это не безродного терпилу кокнуть. Сумма выйдет немаленькая.

– У меня есть, – нетерпеливо кивнул фаворит.

– Ну тогда слушай…

Оторвав веточку винограда, я откинулся на стуле и принялся задумчиво закидывать по одной виноградине в рот, лопая зубами терпкие, полные чуть кисловатого сока ягоды. Посмотрел на остальных наложников, обедающих за общим столом, подмечая неторопливые движения столовых приборов в их руках, работу челюстей, ходящие вверх и вниз кадыки. Вслушался в негромкие позвякивания тарелок, короткие тихие фразы, которыми парни иногда перебрасывались меж собой.