Все случаи категоризации опираются на вероятности. Например, если вы поехали в отпуск в Париж и видите незнакомца, который неодобрительно смотрит на вас в вагоне метро, и хотя у вас не было прошлого опыта с этим незнакомцем и этим метро, а возможно, вы вообще не были в Париже до этого, у вашего мозга есть прошлый опыт, касающийся других людей, неодобрительно поглядывавших на вас в незнакомых местах. Ваш мозг теперь может сконструировать понятие, опираясь на прошлый опыт и вероятность, и использовать его для составления прогноза. Каждый добавляемый кусочек обстоятельств (вы в одиночестве или вагон переполнен? Это мужчина или женщина? Брови подняты или нахмурены?) позволяет вашему мозгу менять вероятности, пока он не останавливается на самом подходящем понятии, которое будет минимизировать ошибку прогноза. Это категоризация понятий для эмоций. Вы не обнаруживаете и не распознаете эмоции на чьем-либо лице. Вы не распознаете никакой физиологический шаблон в собственном теле. Вы предсказываете и объясняете смысл эти ощущений на основании вероятности и опыта. Это происходит каждый раз, когда вы слышите слово для эмоций или сталкиваетесь с набором ощущений[259].

Может показаться, что все это — категоризация, контекст и вероятность — совершенно противоречит здравому смыслу. Когда я иду через лес и вижу на пути чудовищную змею, разумеется, я не говорю себе: «Ну, я активно прогнозировала эту змею из множества конкурирующих понятий, которые конструировались по прошлому опыту и имеют определенную степень сходства с этим текущим набором ощущений, что в итоге создает мое восприятие». Я просто «увидела змею». И когда я опасливо поворачиваюсь и убегаю, я не думаю: «Я свела свои многочисленные прогнозы до одного победившего случая в категории эмоций “страх”, заставившего меня убегать». Нет, я просто пугаюсь и испытываю побуждение удрать. Страх появляется внезапно и неконтролируемо, как если бы стимул (змея) заставил сработать маленькую бомбу (нейронный «отпечаток»), вызвавший реакцию (страх и убегание).

Когда я потом за кофе рассказываю историю о змее своим подругам, я не говорю им: «Сконструировав случай понятия “страх” на основании прошлого опыта, соответствующего окружающей обстановке, мой мозг поменял возбуждение моих зрительных нейронов до появления змеи на моем пути, подготовив меня к тому, что я увижу змею, чтобы бежать в противоположном направлении; и как только мой прогноз подтвердился, мои ощущения были категоризированы, и я сконструировала опыт страха, который объяснил мои ощущения в терминах цели, и я сделала умозаключение о восприятии змеи в качестве причины моих ощущений и об убегании прочь в качестве их последствий». Нет, моя история намного проще: «Я увидела змею, закричала и удрала».

Ничто в такой встрече со змеей не говорит мне, что я творец всего этого опыта. Тем не менее я была этим творцом, чувствовала я это или нет, ровно так же, как вы создавали пчелу из пятен. Даже до того, как мне стало известно о змее, мой мозг был занят, конструируя случай страха. Или, если бы я была восьмилетней девочкой, надеющейся на змейку в качестве домашнего питомца, я могла бы сконструировать случай возбуждения. Если бы я была ее мамой, которая разрешит взять в дом змею только через мой труп, я могла бы сконструировать случай раздражения. Мозг, действующий по принципу «стимул — отклик», — это миф, деятельность мозга — это предсказание и корректировка, и мы конструируем эмоциональный опыт без привлечения сознания. Такое объяснение соответствует архитектуре и работе мозга[260].

Попросту говоря: я не видела змею и не категоризировала это. Я не ощущала побуждения удрать и не категоризировала это. Я не ощущала грохот сердца и не категоризировала это. Я категоризировала ощущения, чтобы увидеть змею, почувствовать грохот сердца и убежать. Я правильно предсказала эти ощущения и, делая это, объяснила их случаем понятия «страх». Вот так и создаются эмоции.

Сейчас, когда вы читаете эти слова, ваш мозг связан с мощной понятийной системой для эмоций. Она зародилась как система добычи информации, приобретающая знания о мире посредством статистического научения. Но слова позволяют вашему мозгу выходить за рамки повторений в физическом мире, которые вы усвоили, чтобы изобрести часть вашего мира, общего с другими умами. Вы создаете мощные чисто психические повторения, которые помогают вам управлять ресурсами тела для того, чтобы выжить. Некоторые из этих психических повторений — понятия эмоций, и они действуют как внутренние объяснения того, почему ваше сердце колотится в грудной клетке, почему ваше лицо краснеет и почему вы ощущаете и действуете именно так в определенных обстоятельствах. Если мы делим эти абстракции c другими, синхронизируя наши понятия в процессе категоризации, мы можем воспринимать эмоции друг друга и общаться.

Такова в двух словах теория конструирования эмоций — объяснение, как вы без проблем переживаете и воспринимаете эмоции, причем без нужды в отпечатках для эмоций. Семена эмоций посажены в младенчестве, когда вы снова и снова слышите слово для эмоций (например, «раздражен») в весьма разных ситуациях. Слово «раздражен» связывает эту группу разных случаев воедино, в понятие «раздражение». Слово побуждает вас искать общие черты у этих случаев, даже если эти сходства существуют только в психике других людей. Как только в вашей понятийной системе создалось это понятие, вы можете конструировать случаи «раздражения» при наличии самых разно­образных сенсорных входных сигналов. Если во время категоризации ваше внимание сосредоточено на себе, то вы конструируете какой-то случай раздражения. Если ваше внимание сосредоточено на ком-то другом, вы конструируете восприятие раздражения. В обоих случаях ваши понятия управляют ресурсами вашего тела.

Когда другой водитель подрезает вас на дороге и ваше кровяное давление повышается, ладони потеют и вы с криком бьете по тормозам и чувствуете раздражение… это акт категоризации. Когда ваш малыш подбирает острый нож и ваше дыхание замедляется, ладони становятся сухими, вы улыбаетесь и спокойно просите положить нож, хотя внутри вы раздражены… это акт категоризации. Когда вы видите, что кто-то странно смотрит на вас, распахнув глаза, и воспринимаете его раздраженным, это тоже акт категоризации. Во всех этих случаях ваше понятийное знание «раздражения» запускает категоризацию, и ваш мозг приписывает смысл в соответствии с контекстом. Моя история в главе 2 о парне из магистратуры, который пригласил меня на ланч, когда я думала, что ощущаю влечение, хотя на деле у меня был грипп, — еще один пример категоризации. Бюджет моего тела был подорван вирусом, но я испытала соответствующее изменение в аффекте как влечение к своему партнеру по ланчу, поскольку я сконструировала случай увлеченности. Если бы я категоризировала свои симптомы в другом контексте, возможно, я бы поняла их как случай, когда для лечения нужен парацетамол и пара дней покоя.

Ваши гены дали вам мозг, который может устанавливать связи с физической и социальной средой. Люди из вашей культуры вокруг вас поддерживают эту среду своими понятиями и помогают вам жить в этой среде, передавая такие понятия от своих мозгов к вашим. А позднее вы передаете свои понятия мозгам следующего поколения. Чтобы создать человеческую психику, нужно больше одного мозга.