Недоброжелатели Семичастного поспешили воспользоваться этой ситуацией и обвинили его в потере бдительности — якобы он не должен был выпускать Аллилуеву из страны. Семичастного сняли с работы.

Мог ли Семичастный не выпустить Светлану Аллилуеву на похороны мужа? Поступи он так, это вызвало бы законное возмущение не только в нашей стране, но и за рубежом. Представляю, сколько обвинений в бесчеловечности и варварском равнодушии к чужому горю посыпалось бы на наши головы! Да и к тому же Семичастный согласовал ее отъезд с руководителями законодательной и исполнительной власти. За что же он понес суровое наказание?

Я не стал бы писать об этом, если бы данный случай был исключением. Но сколько умных, талантливых людей таким же образом вывели из строя, сколько понесло наказание за чужую вину?

В 1967 году Семичастного перевели на Украину заместителем председателя Совета министров. К его чести надо сказать, он не опустил руки и, продолжая работать так же энергично, завоевал авторитет и на новом месте.

Когда Семичастный возвратился в Москву, мы встречались несколько раз на собраниях (он работал заместителем председателя общества «Знание»), приходилось нам бывать и на общих конференциях.

Мы иногда звонили друг другу по телефону и в последние годы. Честно говоря, мне не понравились его «Воспоминания» о работе в органах госбезопасности. Они, на мой взгляд, недостаточно объективны. Думаю, здесь сказалась давняя обида, и все же от некоторых высказываний ему следовало бы воздержаться. В частности, он пишет, будто бы Брежнев говорил с ним чуть ли не о физическом уничтожении Хрущева. Конечно, это вымысел.

Я придерживаюсь мнения, что если человек занимал высокий пост, вовсе не обязательно рассказывать все, что ему стало известно благодаря его положению. Мало ли какие велись разговоры… Думаю, высокое положение обязывает о многом умолчать. Будоражить общество сенсациями — занятие несложное.

Очень не хотелось, чтобы недостоверные свидетельства становились достоянием истории как подлинные факты.

Если же оценивать весь период работы Семичастного в КГБ, нельзя не признать, что он внес немалую лепту в работу органов государственной безопасности, хотя я ни в коей мере не хочу как-то смягчить или затушевать отрицательные моменты.

Пусть читатель не ищет противоречий в моих суждениях о людях. Характеры большинства из нас сложны и противоречивы, с течением времени меняются взгляды на одно и то же явление, и многое подвергается переоценке. А случается, человек вынужден выполнять указания руководства даже тогда, когда в глубине души не согласен с ними, но понимает — сопротивление бесполезно. Это вовсе не значит, что он поступает как приспособленец. Однако когда решается важный и принципиальный вопрос, тот же человек оказывается способен не только на решительные поступки, но даже и на большой риск.

ВАЖНЫЙ ЭТАП МОЕЙ ЖИЗНИ начался в мае 1967 года, когда в органы госбезопасности на должность председателя пришел Юрий Владимирович Андропов.

Эту новость я узнал по пути на работу. Развернул газету и увидел на первой странице сообщение о его назначении, а на последней — об освобождении В.Е. Семичастного.

Не могу сказать, что это меня обрадовало, так как знал об Андропове мало — общаться с ним не приходилось.

Положение в то время в Комитете госбезопасности было весьма сложное и напряженное. Оно определялось не проблемами работы и не обстановкой в стране, а, к сожалению, распрями между отдельными группами руководящих работников. Пожалуй, впервые тогда я зримо ощутил, сколь опасны карьеризм и низменное стремление к власти. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. «Старики» из числа партработников не хотели сдавать позиций. В какой-то мере именно это и решило судьбу Семичастного.

Трудно приходилось профессиональным работникам. Недоверие к ним рождалось с обеих сторон, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведет дело новый председатель? С приходом Ю.В. Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому председателю, зарекомендовать себя его сторонниками. На деле же большинство преследовало сугубо личные цели.

В системе КГБ тогда существовало три основных оперативных структурных подразделения: разведка, контрразведка и военная контрразведка. Руководство контрразведки только что пережило тяжелый удар — сотрудник контрразведки Носенко поехал в загранкомандировку в Швейцарию и остался там. Однако коллектив к приходу Андропова дружно работал под руководством опытного и уважаемого начальника С.Г. Банникова. Работа главка, который играл в Комитете ведущую роль, приобрела целеустремленность, полным ходом шло организационное укрепление контрразведки, отрабатывались основы ее стратегии и тактики. Кстати, и в руководстве главка в то время все, за исключением, пожалуй, одного, были подготовленными профессионалами, работали честно и добросовестно. Требовалось в первую очередь покончить с архаическими, изжитыми методами оперативной работы и усилить роль аналитической службы, выработать новые принципы организации системы контрразведки. Не все сразу стали приверженцами новых установок, однако отдельные энтузиасты все же нашлись.

Объединенными усилиями удалось организовать совершенно новое управление, которое возглавил опытный С.М. Федосеев. В этом управлении сложился сильный коллектив, ибо людей туда отбирали, можно сказать, «поштучно». Я немало сил потратил на организацию аналитического управления и уже вынашивал идею учреждения специальной кафедры в Высшей школе КГБ — для подготовки аналитиков, хотя не могу сказать, что наши начинания везде и всюду встречали поддержку. Большинство оперативных, да и руководящих сотрудников относилось к анализу как делу второстепенному, полагаясь в работе больше на интуицию и опыт, хотя у каждого он был разный.

Во многих государственных учреждениях, в том числе и КГБ, сложилась дурная практика: первым доложить о происшествиях, так сказать, информировать начальство. Анализ же требовал тщательной проверки и уточнения данных, что, естественно, мешало таким скоропалительным докладам и решениям.

Однако вскоре состоялся мой переход в 5-е Управление, и я с болью расстался со своим «детищем». Правда, приступив к работе в новом подразделении, сразу начал с организации аналитической службы и на сей раз не встретил никаких возражений со стороны сослуживцев, также отлично понимавших, что начавшиеся в стране политические процессы, на развитие которых делали ставку западные спецслужбы, требуют глубокого изучения. Необходимо было постоянно сопоставлять данные контрразведки относительно замыслов противника и его действий в нашей стране с данными о реальных процессах, которые у нас происходили. Такого сопоставления до сих пор никто не делал: никому не хотелось брать на себя неблагодарную задачу — информировать руководство об опасностях, таящихся не только в строго засекреченных, но и в открытых пропагандистских акциях противника.