Довольно быстро пожарные скатали все шланги и собрали остальной инвентарь. Их машины начали разъезжаться. По-моему, все пожарные настолько устали, что их уже не интересовало, кто и что в данный момент делает на месте взрыва.

Происходило же там следующее. Один из взрывотехников Терентьева закачивал ручным насосом поднимающиеся из воронки испарения, собирая пробы воздуха для проведения экспресс-анализа типа примененного взрывчатого вещества. Терентьев мне однажды показывал, как это делается. Взятые на месте взрыва пробы воздуха подвергаются спектральному анализу на специальном аппарате, после чего полученные хроматограммы сравниваются с контрольными образцами. Остальные взрывотехники во главе со своим начальником, вооружившись ручными металлодетекторами и щупами, обследовали территорию вокруг злополучной воронки. То и дело один из них нагибался к земле и внимательно разглядывал, а то и брал в руки какую-нибудь искореженную взрывом железяку, после чего продолжал движение.

От наблюдения за работой взрывотехников меня отвлек приглушенный свист – сигнал Ворона. Я живо обернулся и увидел возвращающегося назад Углова. Видимо, он уже узнал все, что ему было нужно, от работников станции. Генерал остановился возле меня и сказал:

– Никаких специальных работ или «экспериментов», – выделил он интонацией последнее слово, – как на Чернобыльской АЭС, в этот вечер здесь не велось и не предполагалось. Все работники станции, присутствовавшие здесь в момент взрыва, в один голос заявляют, что никаких аварий и даже мелких неисправностей в работе аппаратуры не наблюдалось.

По его голосу и хмурому лицу я понял, что эта информация его отнюдь не обрадовала. Ничтожная надежда, что причиной взрыва трансформаторной подстанции могла стать элементарная авария, какое-нибудь замыкание или нечто подобное, таяла на глазах.

– Терентьев! – неожиданно резко крикнул Углов, обернувшись к работающим возле воронки взрывотехникам. – Что-нибудь удалось установить?!

Майор сейчас же передал поисковый щуп одному из своих подчиненных и направился к нам. Когда он подошел ближе, я увидел, что лицо у взрывотехника такое же хмурое, как у Углова.

– Теракт, вне всякого сомнения, товарищ генерал, – остановившись напротив Углова, доложил он.

При этих словах у меня перехватило дыхание, а сердце, по-моему, пропустило очередной удар.

– Основания? – ледяным голосом потребовал Углов.

– Чрезвычайно мощный взрыв. Даже фундамент разрушен. В пробах воздуха продукты сгорания окфола. Это новое взрывчатое вещество, применяемое в последних образцах кумулятивных боеприпасов. Очень мощное. В пять раз мощнее тротила. Судя по степени разрушений, здесь его могло быть от восьми до десяти килограммов. Непонятно, зачем столько. Полукилограммовой шашки хватило бы, чтобы разрушить подстанцию до основания. Взрыв внутренний, направленный…

– Внутренний? – сейчас же выхватил Углов ключевое слово.

– Да. И это главная странность. Взрывное устройство сработало внутри подстанции, где… располагались трансформаторы.

Я попытался представить себе железный бункер размером с автомобильный гараж, внутри которого установлены огромные, в человеческий рост, трансформаторы, и не смог. А тот, кто монтировал здесь взрывное устройство, не только представлял, но и знал, как они расположены, и – самое главное – имел доступ к трансформаторной подстанции! Следовательно, заложить сюда фугас мог только работник станции!

Углов как будто прочитал мои мысли.

– Придется опрашивать весь персонал. А времени катастрофически мало. На этом, черт возьми, и построен весь расчет террористов! – с негодованием заметил он, но сейчас же вновь переключился на Терентьева. – Вы сказали «главная странность», значит, есть и другие?

– Это даже не странность, а скорее некоторое несоответствие, – непонятно ответил взрывотехник, но тут же пояснил свою мысль: – На месте взрыва мы обнаружили несколько мелких фрагментов, которые, надо полагать, являются осколками взрывного устройства. Но даже с учетом всей возможной деформации в момент взрыва, а взрыв, как я уже сказал, был очень сильным и сопровождался колоссальным выбросом тепловой энергии, я не могу определить модель взорвавшегося фугаса. Надеюсь, это удастся сделать, когда отыщутся остатки корпуса и механизма. Но при искусственном освещении вести поиск весьма затруднительно. К тому же на дне воронки скопилась вода…

– Отставить! – перебил Терентьева Углов. – Сворачивайтесь и немедленно приступайте к обследованию машинного зала реактора. Если террористы смогли установить фугас внутри трансформаторной подстанции, то они вполне могли заминировать и сам реактор. Эту мину необходимо найти до того, как она будет приведена в действие. А поиск остатков взрывного устройства придется временно прекратить!

– Есть, – взрывотехник развернулся и направился к своим коллегам, чтобы передать им приказание генерала.

Они тут же принялись разбирать свое оборудование и укладывать его обратно в контейнеры. Через минуту все приборы и инструменты уже находились внутри переносных контейнеров.

– Все упаковали? – обратился к взрывотехникам Углов и после утвердительного ответа Терентьева приказал: – Тогда идемте за мной!

Он вновь направился к энергоблоку. За ним со своими контейнерами потянулись взрывотехники. Про нас с Вороном все словно позабыли.

– А нам что делать, товарищ генерал?! – запоздало крикнул я вслед Углову, совершенно забыв, что на нем подполковничий китель.

– Пока оставайтесь здесь и не пропускайте посторонних на место взрыва, – обернувшись на мгновение, крикнул мне в ответ генерал.

– Разговор будет идти по этой линии?

Полковник Бондарев кивнул.

Сидя на предоставленном ему месте оператора, он смотрел, как прибывшие специалисты оперативно-технического отдела подключают к коммутатору дежурной части МЧС привезенную аппаратуру. Смотрел и не видел. В мозгу Бондарева пульсировала одна и та же мысль: кто, кто, кто? Вымогатель оказался не каким-то абстрактным телефонным террористом, а «своим» мерзавцем, когда-то прежде лично общавшимся с начальником оперативного отдела «Вымпела». Причем это было достаточно продолжительное общение, раз террорист запомнил его голос. А сам вымогатель – не для этого ли он воспользовался устройством модификации голоса, чтобы его не могли опознать?! Значит, он знал или, по крайней мере, предполагал, что переговоры с ним будут вести представители спецслужб, которым он уже известен.

Найдя взглядом старшего специалиста ОТО,[2]Бондарев обратился в нему:

– Возможно выделить реальный голос этого мерзавца?

– Сейчас попробуем, товарищ полковник, – ответил старший группы, подсоединяя через шину данных свой компьютер к центральному диспетчерскому пульту.