По результатам опыта боёв в Нормандии немецкий генерал-танкист Хайнрих Фрайхер фон Лютвиц (Heinrich Freiherr von Luettwitz) писал, что обычная немецкая тактика атак там была неприемлема. Районы сосредоточения, предписанные уставами, быстро обнаруживались и засыпались бомбами. Если же, несмотря ни на что, атака начиналась, она разбивалась через несколько сотен метров огнём артиллерии союзников. Приходилось смириться с тем, что продвижение было возможно только на небольшую глубину, достигалось оно только повторением попыток продвинуться вперёд, что ставить можно было только краткосрочные задачи, и что приходилось примириться со всеми сложностями организации боя ночью.

Как только продвинувшиеся вперёд союзники выдвигали на вновь занятые позиции передовых артиллерийских наблюдателей и устанавливал противотанковые пушки — время для немецкой контратаки упущено[272].

14 сентября 1944 года в Италии командир LXXVI Танкового корпуса генерал Траугот Хер (Traugott Herr) отметил: «противник разбивает все дневные контратаки с воздуха, резервы несут большие потери. Если резервы держать близко к линии фронта — то они перемалываются артиллерийской подготовкой, если позади — они рассеиваются атаками с воздуха»[273].

Некоторые современные западные авторы очень критичны в отношении немецкой тактики немедленных контратак. Имеются, например, такие утверждения, что немецкое обыкновение рефлекторно бросаться в немедленную контратаку, причём вне зависимости от рациональности данного шага в конкретной ситуации, должны были бы быть немцами запрещены. Немцы слишком часто пытались отвоевать обратно участки местности, имевшие незначительную тактическую значимость, неся, при этом большие потери[274].

То, что контратаки проводились «по привычке», а не на основе тактического расчета в некоторых случаях признают и немецкие офицеры[275].

Определённую роль играли особенности психологии стороны, имеющей техническое превосходство. В обычных условиях одной из причин эффективности контратак является … сам факт контратаки. На контратакуемую сторону оказывает психологическое давление то, что на атаку противник отвечает действиями, создающими угрозу для самого атаковавшего. В ситуации общего технического превосходства этот фактор отсутствует. Действия стеснённой стороны, создающие угрозу, мало влияют на поведение противника, из-за чувства превосходства они на него не производят большого впечатления. В качестве примера можно привести следующий факт. Мощная немецкая артиллерийская подготовка перед началом наступления в Арденнах 16 декабря 1944 г. не произвела особого впечатления на американских солдат и офицеров. Основная масса считала, что перед ними уже перемолотый и не на что ни способный противник. Американцы поначалу отбивали атаки, бывшие частью стратегического немецкого контрнаступления, думая, что речь идёт о каких-то местных налётах[276].

Можно также отметить тенденцию падения эффективности быстрых, но недостаточно скоординированных контратак проводимых ограниченными силами. Командир, принимающего решение на контратаку, зачастую стоит перед необходимостью выбора. Либо контратаковать сразу, как можно быстрее, но теми силами, что есть под рукой (например, только танками без пехоты и без разработки детального плана взаимодействия с артиллерией), либо сначала потратить время на подвод необходимых сил и организацию взаимодействия пехоты, танков, артиллерии, и только тогда контратаковать. Хотя точной статистики на этот счёт не существует (да и вряд ли она когда-нибудь появиться), но при изучении истории боёв прослеживается склонность немцев к принятию решения по первому варианту. А это перестало срабатывать, если не совсем, то в значительной степени. Следует предположить, что это не в последнюю очередь связано с утратой контратаками обозначенного психологического эффекта. Не следует сбрасывать со счетов и предсказуемость самого факта немецкой контратаки, которая следовала практически каждый раз после завершения союзниками своей атаки.

Аналогично в отношении внезапности. Внезапность частично эффективна сама по себе. Сам факт внезапных действий оказывает психологическое давление на противника. Иногда для сохранения внезапности приходится ограничивать деятельность разведки. Разведка может быть обнаружена и тем самым выдать намерения[277].

Однако, в условиях господства противника в средствах дальнего огневого нападения, осознание этого господства солдатами противника существенно снижает психологический эффект внезапности. Запрет немцами на ведение разведки перед наступлением в Арденнах действительно позволил достичь полной внезапности, но из-за него первые удары немцев часто приходился по пустому месту. В отсутствии реального материального ущерба эта внезапность не оказывала должного влияния на поведения американских солдат.

В этой связи интересно привести сравнение действий 90й панцергренадерской дивизии (Panzer Grenadier Division) в ходе боёв на реке Моро (Moro) в декабре 1943 года на подступах к итальянскому городу Ортона (Ortona) и сменившей её 1й десантной дивизии. Противостоявшие им канадцы отмечают, что тактика 90й дивизии, основанная на сильных и немедленных контратаках обошлась немцам очень дорого. Потери были большими, дивизия практически утратила боеспособность. Немецкие десантники, наоборот, избегали контратак, за исключением очень небольших. Они просто удерживали заранее подготовленные позиции так долго, как это было возможно, а потом планомерно отходили на новые позиции. На таких позициях, зачастую, заранее создавались запасы боеприпасов, так, что отход мог осуществляться относительно налегке. Несмотря на потери, немецкая десантная дивизия после завершения боёв под Ортоной сохранила свою боеспособность[278].

Сказанное выше нельзя понимать, что немцы не проводили удачных контратак. Но тенденция проявлялась отчётливо — применение обычной тактики удавалось при действиях на закрытой местности либо вследствие локальной (временной) невозможности союзников использовать общее техническое превосходство над немцами.