— Так я ж с Викой, — смущенно сказал тот. — Вроде как Сашка тоже со своей бабой собирался. Один бы я не поехал, нет.

— Вы с девушкой были в бассейне, когда это случилось.

— Точно!

— Хорошенькая, — подмигнул он Василию. — Одобряю. Твои показания я помню. Скажи мне вот что… Кто нашел труп?

— Я ж уже говорил. Буржуй.

— Ладошкин?

— Я не знаю, какая у него фамилия. Но кричать начал он. Потом в одном пиджаке выбежал на крыльцо и стал кричать там.

— А кому он кричал?

— Ну… кому-нибудь. На помощь звал.

— Что ж, это нормально. И помощь пришла?

— Да. Вбежали парни, стали рыться в вещах.

— Рыться в вещах? Ой, как интересно! И вас это не смутило?

— Мы были выпивши, — засмущался Василий. — Ну, поставь себя на мое место. Я в сауне, с бабой…

— В бассейне.

— В сауне мы с ней тоже были. У нас, понимаешь, любовь.

— Вы этим в бассейне занимались?

— А где ж еще? Все ж остальные комнаты заняты были! Не в душе же?

— Да, там тесновато, — сказал он, оценив габариты гражданина. — Значит, вы с Викой любились в бассейне…

— Тихо ты! — воровато оглянулся Василий. — Я женат.

— Жена тоже здесь работает?

— Ага. В другую смену. Но сам понимаешь: подружки.

— И как же она тебя, Василий, в сауну с девочками отпустила?

— Не с девочками, а с Сашкой Нахрапьевым.

— В общем, вранье на вранье.

— Зачем мне врать? — отвел глаза Василий.

— Хорошо. Дальше рассказывай.

— Они начали обшаривать избу. Тут и новенькой хватились. Кассирши. Все кинулись в сауну, вытащили ее. Истопник все печку осматривал. И головой качал. Что-то бормотал на своем языке. Я ни слова не понял.

— То есть он вышел оттуда последним? Из сауны, где угорели женщины?

— Точно, — кивнул Василий. — Мы ее унесли, а он остался. Все возле печки крутился.

— Садитесь за стол, — предложила дородная дама, завитая барашком. Он ее запомнил еще в «Лесном».

— Да мы вроде уже сидим, — подмигнул женщинам.

— Тогда ближе подвигайтесь. Вам кофе налить? — обратилась к нему худая брюнетка с ярким загаром. Ее он тоже запомнил. Лесина наставница.

— Да.

Все расселись, зазвенели чашки, застучали ложечки, размешивающие сахар. Вроде бы мирные посиделки. Какое-то время молчали, пили кофе. Он думал. Зайцев со товарищи, значит, обшарили дом, затоптали все, что только было возможно. Улики, следы. Поработали, в общем. Но все равно ничего не нашли. Иначе Петр Иванович не торчал бы у домика для отдыха до победного и не приехал бы потом в Р-ск. Не искал бы капитана Свистунова в Первомайском. Если приехал, значит, что-то у него не срослось.

Прицелился в «барашку».

— Напомните, как ваше имя-отчество?

— Валентина Федоровна.

— Вы, Валентина Федоровна, женщина цветущая, в теле. Что приятно.

Она зарделась.

— И готовить, должно быть, умеете. Раз покушать уважаете.

— А кто ж салаты делал? Баклажаны жареные, с чесноком, картофель молодой, зеленью обсыпанный, да со сливочным маслицем. Я ж все укутала, чтоб не остыло. Дома готовила, здесь разогревала в микроволновке. Перед отъездом. И — в одеяло. Водочка хорошо под горячее идет.

— Да, это так, — вздохнул он. — За провиант вы, значит, отвечали. А могу я с вами побеседовать тет-а-тет? Дамочки, я каждую из вас буду отводить в уголок, минут на десять, но вы не пугайтесь, — обратился он к женщинам.

Те переглянулись и начали хихикать.

— А мы не пужливые! — тряхнула кудрями брюнетка.

— Ну, вот и хорошо.

«У Зайцева был союзник. Кто-то из компании. Ну не мог Петр Иванович, умница, не подстраховаться. Девяносто процентов на десять, что был. Но кто? Ты должен это понять, потому что некто будет продолжать сливать ему информацию. И о твоем визите в супермаркет тоже. Кто? «Барашек»? Мужик? Или… Вика? Хорошенькая».

Они с «барашком» отошли в самый дальний угол и уселись на стулья, друг против друга.

— Я вот почему вас отозвал, — заговорщицки подмигнул он. — Раз вы в теле и покушать любите, значит, сильно-то в сауне не захмелели.

— Да я была как стеклышко! — заверила Валентина Федоровна, отчего он в своих словах сразу же усомнился. Если человек перебрал, ему почему-то кажется, что был абсолютно трезв, причем он беспрерывно уверяет в этом окружающих. И чем пьянее, тем больше и уверяет. Закусывала-то она хорошо, но, видать, и пила немало. Он вздохнул:

— Верю. Кто первый пошел в сауну?

— Значится так, — она облизнула губы и затараторила. — Новенькая пошла. Кассирша. Мы сели за стол и, пока картошечка не остыла, по капельке выпили. А она вообще не пила. Только губы обмакнула. Сняла с себя кольца-серьги и пошла париться.

— То есть первым делом сняла с себя все украшения?

— Так все ж потом так сделали! Натоплено-то было как! Золото ж, когда сильно нагретое, жжется!

— Она возвращалась?

— Да. Уже в колпаке.

— В каком колпаке?

— Войлочном. Висят в предбаннике, на гвоздях. Чтобы волосы не пересушивались. «Ой, говорит, кулон снять забыла. Где моя сумочка?» И начала оглядываться. Пока кто-то не сказал: «Да вот же она!»

— Что, сумочка не на виду лежала?

— Да в том-то и дело, что на виду! Я еще подумала, что у новенькой зрение слабое. Бывает. Она открыла сумочку и что-то туда положила. Потом ушла париться.

— Значит, она была в войлочном колпаке, в простыне и не узнала свою сумочку.

«Ольга. Вот когда она положила туда ключи на приметном брелке! Ситуация проясняется. В колпаке и без косметики ее не узнали. Она увидела, что Леся ушла, и заглянула в комнату отдыха, чтобы положить в ее сумочку ценную вещь».

— А когда ушел Нахрапьев?

— Ой, все ж смешалось! Мы развеселились, и дальше уже начался кавардак. Я не помню, — засмущалась Валентина Федоровна.

«Не она. Человек Зайцева — не она. Его человек других поил, а сам не пил. То есть пил в меру. Блондинка, что лежала на лавке с полотенцем на голове, автоматически выбывает. Она была никакая. «Барашек» с этого момента не интересен. Ничего не помнит. Ее интересовали только салаты. И водка, разумеется. Свободна».

Следующей он отозвал худую брюнетку и первым делом выяснил, что ее зовут Надей. Внешность запомнил, а вот имя из головы вылетело. Стареет. Раньше уголовное дело сидело в башке мертво, со всеми подробностями, с именами-отчествами свидетелей. Его учил работать Ванька Мукаев, а тот был сыщиком от Бога.