– Могу вас уверить, – ответил Фаш, готовый к этому вопросу, – что господин Хайден не виновен в аварии.

– Я вам верю. То есть он оказался там совершенно случайно?

– Да. Между прочим, вы сказали, что это не допрос.

Атлетически сложенный полицейский тоскливо посмотрел в окно. Если он заболеет, то никогда в жизни не попадет в такую роскошную палату.

– Буду с вами откровенен. Всего через час после того, как он отвез вас в приемное отделение больницы, мы с ним встретились в институте судебной медицины, где господин Хайден должен был опознать труп своей жены.

– Я читал, что она утонула.

– Покойница в морге оказалась другой женщиной.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Пару дней назад еще одна женщина стала жертвой насильственного преступления. Молодая женщина, редактор, которая работала в издательстве Мореани и правила в том числе романы господина Хайдена. Он отлично пишет, этот Хайден, мне нравится его стиль. Вы хорошо знаете этого человека?

Фаш решил дать нейтральный ответ:

– Кто вообще может хорошо знать человека?

– Но вы же собирали материал о нем?

– Больше не собираю. Вы же знаете, что все бумаги сгорели.

– Я задаю себе один вопрос. – Йенссен придвинул стул ближе к койке. – Что интересовало вас в прошлом господина Хайдена?

– Мы оба были воспитанниками в «Святой Ренате».

– Это сиротский приют?

– Да, и это было очень давно.

– Вы собирались писать его биографию?

Гисберт Фаш отказался дать единственно верный ответ. Если бы он его дал, то стал бы лучшим другом этого полицейского. Возможно, его бы освободили от ответственности за поджог собственного дома, и он вместе с полицией смог бы отправить Генри на нары.

– В данный момент я работаю над своей биографией, и по ходу этой работы надеюсь выздороветь.

Ненадолго в палате наступило молчание. Йенссен ни минуты не сомневался в том, что встреча на дороге была неслучайной. Но он понимал, что так не продвинется вперед ни на шаг. Этот несчастный тип не скажет ничего; в конце концов, он обязан Хайдену жизнью, что неопровержимо следует из записей приемного отделения в истории болезни. Необычным Йенссену казалось то, что в морге Хайден ни словом не обмолвился о своем самоотверженном поступке.

– Мне остается лишь от души пожелать вам скорейшего выздоровления.

– Спасибо.

Полицейский взял со стола портфель. Он был по-прежнему очень увесистым. На прощание Йенссен протянул Фашу руку.

– Это все? – поинтересовался Гисберт.

– Да.

– Вы случайно не нашли на месте аварии мой коричневый портфель? – спросил Фаш, пожимая руку Йенссена.

– К сожалению, нет. Вы говорите, коричневый?

– Коричневый, перехваченный ремнем. Приблизительно такого же размера, как ваш.

– Должно быть, при ударе он вылетел за заграждение в море.

– Да, наверное, – согласился Фаш. – Он не был закреплен.

Генри увидел знакомый силуэт из кухонного окна, когда стоял у стола и потрошил фазана. Силуэт мелькнул в тени между кустами малины и прошмыгнул к гаражу. Одна створка была закреплена, вторая – широко распахнута. Пончо спокойно лежал рядом на прохладном полу. Очевидно, он ничего не заметил. Генри отложил нож и задом переступил через лежащую собаку. За эту неделю он уже третий раз видел незваного пришельца. Несколько дней назад силуэт промелькнул в полях, которые располагались на тридцати гектарах принадлежавших Генри угодий. Тогда Генри принял его за вышедшего на прогулку человека, который не заметил, что нарушил границы частной собственности, так как никаких щитов, указателей или заборов вокруг нее не было. Но когда Генри увидел, что этот человек ходит мимо его дома взад-вперед, он принес из мастерской ломик. Однако тогда силуэт быстро исчез. Два дня спустя тот же силуэт появился между тополями на подъездной дороге, в каких-нибудь ста метрах от дома. Человек смотрел на Генри в упор, словно желая вступить с ним в контакт. Это был не Обрадин. На полицейского Йенссена он тоже не походил – тот был широкоплечий блондин. Это не мог быть и бедняга Фаш – он все еще лежал в больнице. Генри помахал человеку рукой, но тот продолжал стоять, прислонившись к тополю, и не ответил на приветствие. Генри снова взял в руки ломик, и силуэт исчез.

Теперь он появился в саду.

Генри открыл кладовку, взял топор и вышел из дома через дверь террасы с западной стороны, которая в это время находилась в тени, чтобы незаметно подобраться к амбару. Пончо, почесываясь, последовал за ним. Пригнувшись, Генри крался вдоль стены, прячась за высокой поленницей.

Тучи комаров плясали над полупустыми дождевыми бочками, гнившими у задней стенки гаража. Генри взобрался на проржавевшую молотилку, покрытую птичьими испражнениями и, словно париком, слоем полусгнившей соломы. Соскочив с молотилки, Генри буквально ворвался в гараж. Пончо постоял несколько мгновений, виляя хвостом, снаружи, а потом, захваченный охотничьим инстинктом, ринулся туда же.

На проводе под потолком мерно покачивалась лампа, ласточки покинули гнезда и тревожно закружились под деревянными балками стропил. Пончо выбежал из гаража через ворота и, почесываясь и принюхиваясь, остановился перед ними. Генри неподвижно стоял на месте, сжимая в руке топор. Пончо равнодушно побегал мимо гаража, а потом, подняв ногу, пометил столб. Генри опустил руку с топором.

– Эй!

Ответа не последовало, послышалось лишь беспорядочное хлопанье ласточкиных крыльев. Генри протянул руку и остановил качавшуюся лампочку. Должно быть, она качалась оттого, что ласточки задевали ее своими крыльями. Справа от Генри стоял белый «Сааб» Марты. На пыльном капоте виднелись кошачьи следы. Генри заметил, что дверь со стороны водителя закрыта не полностью. Через боковое окно были отчетливо видны половина лица и пальцы правой руки Марты. Генри уронил топор и отступил на два шага назад. Рот Марты открылся и снова закрылся, не произнеся ни звука. Генри почувствовал, как все волоски на его коже встали дыбом.

Целую вечность он стоял, словно громом пораженный. Такие состояния, как известно, очень кратковременны, но воспринимаются как бесконечно долгие. Генри неуверенно поднял руку в приветствии. Однако лицо за стеклом не меняло выражения, а пальцы продолжали бесцельно шарить по окну. Генри казалось, что другую половину лица покрывает непроницаемо черный платок. Когда ужас немного отступил, он закрыл глаза и снова их открыл. Призрак исчез, но спустя секунду появился опять, а пальцы, оторванные от руки, продолжали скрести стекло.

Это не Марта. Образ неполный, она не похожа сама на себя, это всего лишь обман зрения, хотя и выглядит женщина такой же реальной, как автомобиль, в котором она сидит. Генри поборол страх и приблизился к лицу в «Саабе». Лицо осталось на месте. Рывком Генри открыл дверь. В нос ему ударил запах сырого пластика. В салоне машины было пусто. Пончо потерся лохматой головой о ногу Генри и принюхался.