У каждого поколения — свои кумиры. Сегодня я хочу напомнить о человеке, который безусловно был кумиром не одного, а нескольких поколений. Во всяком случае, сороковые, пятидесятые и отчасти шестидесятые годы неразрывно связаны с именем Людмилы Целиковской.

Она пришла на смену Любови Орловой и Марине Ладыниной. Да, они еще продолжали сниматься, но их часы уже отсчитывали последние минуты, а Целиковская стремительно ворвалась в наш кинематограф. Она снялась подряд в нескольких фильмах, сыграла там свою современницу. Эти фильмы, с одной стороны, принесли необычайную популярность и любовь Целиковской у зрителей. Но, с другой стороны, не вызвали особых восторгов у профессиональных кинематографистов и критиков. К ним относились как к искусству, созданному на потребу дня. Все с удовольствием смотрели их, пересказывали сюжеты, некоторые фразы затем даже перекочевывали в жизнь. Героини Целиковской были востребованы временем. Но именно это и вызывало наибольшие нарекания. Исключение составили две работы. Первая связана с именем Сергея Михайловича Эйзенштейна. В его знаменитом фильме "Иван Грозный" она сыграла царицу Анастасию. Вторая — жена доктора Дымова Ольга Ивановна в "Попрыгунье" по Чехову. Эти фильмы стояли как бы особняком и о них писали совсем по-другому.

Я очень сожалею, что вечер, посвященный памяти Людмилы Васильевны Целиковской, состоявшийся вскоре после ее кончины в Центральном Доме актера имени А. А. Яблочкиной, не был записан. Поэтому мы не можем использовать выступления ее товарищей, некоторых из них, увы, сегодня нет в живых. Прежде всего ее ближайшего друга Евгения Рубеновича Симонова, который замечательно рассказывал о первых шагах молодой Целиковской.

Лет десять тому назад, когда Театр имени Евг. Вахтангова переживал не лучшую свою пору, я опубликовал критическую статью об одной из его премьер. Она называлась "Тревоги влюбленного". Статья послужила поводом для встречи с коллективом. Мы решили сообща подумать о ситуации, в которой оказался прославленный театр. Дело было не в конкретном спектакле. Вопрос ставился шире. Друзья и сверстники Евгения Рубеновича стали говорить о творческом кризисе театра, об ошибках, главным образом самого Симонова. И только одна Целиковская, я подчеркиваю — одна, не самая могущественная и в эту пору уже вовсе не кумир миллионов, — героически стала на защиту главного режиссера и напомнила о том, что вахтанговцы всегда были сильны дружбой, единой семьей.

— Нам нельзя вступать в рукопашный бой, — уверяла она, — мы погибнем.

Думаю, подсознательно она понимала бессмысленность своего сопротивления, но поступить иначе не могла.

Возвращаясь к началу, хочу вспомнить первую важную театральную роль Целиковской. Это был спектакль "Мадемуазель Нитуш". Театр готовил его в Омске, в эвакуации. Основная исполнительница образа Денизы — молодая Галина Пашкова. Целиковская получила роль чуть позднее. Но играла замечательно. Любители спектакля считали своим долгом увидеть обеих актрис, хотя у каждой из них были свои горячие поклонники, что только подогревало интерес к спектаклю.

У Целиковской был приятный голос. Мне кажется, музыкальные гены, доставшиеся ей от родителей, составляли особую прелесть индивидуальности Людмилы Васильевны. Она с особым удовольствием играла роли, в которых надо было петь. Конечно, она не могла соревноваться с оперными певицами. Но ведь никто ничего подобного от драматических актеров и не требует.

Вахтанговский театр всегда отличался повышенным интересом к форме. Здесь ценились пластика, вокал, музыкальность. Актеры должны были уметь танцевать и петь. Иначе как бы можно было поставить и сыграть "Мадемуазель Нитуш", "Соломенную шляпку", "Льва Гурыча Синичкина", в котором Целиковская, кстати, исполняла роль дебютантки Лизы Синичкиной.

Долгие годы Целиковской в театре доставались роли, очень похожие на те, которые она уже сыграла в кино: обаятельные, милые, решительные, смелые. Даже если речь шла о переводной драматургии, ситуация для актрисы ничуть не изменялась. К примеру, в спектакле "Глубокие корни" ей поручили образ Дженевры — очаровательной белой девушки, посмевшей влюбиться в негра. Все наши симпатии, естественно, были на стороне влюбленных. Сказать, что эта роль прибавила что-то существенное к тому, что делала актриса прежде, никак нельзя. Но если быть последовательным и честным, надо признаться в том, что не только театр, но и зрители не хотели видеть свою любимицу в другом амплуа. Может быть, именно этим и объясняется круг ролей и в театре, и в кинематографе, из которого не так-то просто было вырваться молодой актрисе.

Правда, в пятидесятые годы Целиковскую ввели на две замечательные роли, которые прежде играла легендарная Ц.Л.Мансурова: Беатриче в "Много шума из ничего" и Инкен Петерс в "Перед заходом солнца", что неминуемо ведет к сравнению. Одни и слушать ни о чем не хотели: да разве можно сопоставлять даже самую лучшую копию с оригиналом? (Это относилось не только к Беатриче-Целиковской, но и Бенедикту-Любимову.) Другие, напротив, отмечали появление новых интересных актерских индивидуальностей, продлевавших жизнь замечательных спектаклей на следующее десятилетие. Спектакли имели безусловный успех у зрителей.

Однако вводами не ограничивался послужной список Людмилы Васильевны, хотя она не гнушалась ими и в зрелом возрасте. (Достаточно вспомнить ее Анелю в "Дамах и гусарах", доставшуюся актрисе через пятнадцать лет после премьеры: как лихо влюбляла она в себя ротмистра, а заодно и нас всех, сидящих в зале.)

Среди других ролей, сыгранных на Вахтанговской сцене, назову Серафиму Лопухову из михалковских "Раков" — по тем временам (1953 год) эта была очень острая сатирическая комедия, правда, чересчур похожая на гоголевского "Ревизора". Целиковская тогда, кажется, впервые играла острохарактерную сатирическую роль и имела успех.

Позже были Ирина в "Двух сестрах" Ф.Кнорре, еще одна Ирина в "Потерянном сыне" А. Арбузова, Лиза Протасова в "Живом трупе" Л.Толстого, Лаура в "Каменном госте" А. Пушкина. Но главное — Аглая в "Идиоте" Ф.Достоевского, Софья Медынская в "Фоме Гордееве" М.Горького и особенно Пасхалова в "Коронации" Л.Зорина.

Князь Мышкин говорит, что Аглая казалась ему каким-то особенно близким, светлым человеком. Целиковская исходила в решении образа прежде всего из этого мнения. Потом она не выдержит, оскорбит Настасью Филипповну. Другими словами, откажется от всего того, что сама еще недавно проповедовала и утверждала. Вместе с режиссером А. Ремизовой актриса выстраивала сложнейший характер, полный неизбежных внутренних противоречий, приводивших ее героиню к печальному финалу.

Софья Медынская, как и Аглая, имела мало общего с прежними ролями Целиковской. За благопристойной внешней оболочкой скрывалось подлинное лицо циничной хищницы, избравшей Фому Гордеева своей очередной жертвой.

Особенно я хотел бы остановиться на одной из поздних ролей Целиковской — на роли, которую мало кто видел. Я имею в виду Пасхалову в пьесе Леонида Зорина "Коронация". Это влиятельная партийная дама, ответственная, руководящая, знающая цену человеческим отношениям, думает, что может руководить кем угодно и прельстить чем угодно и кого угодно. Сильная, энергичная женщина, которых в ту пору можно было встретить ничуть не меньше, чем сегодня. Она пытается повлиять на ситуацию, в которой ей противостоит беспомощный великий ученый (его играл Николай Сергеевич Плотников). Ситуация трагикомическая, и мне кажется, что эта роль стала одной из самых интересных в творчестве поздней Целиковской. Увы, ныне мы не можем познакомиться с этой работой в силу того, что спектакль не был обласкан цензурой, а следовательно, и критикой по причинам, от нее не зависящим, и потому его не записали даже на радио, не говоря уже о телевидении. Но работа, поверьте на слово, была замечательной…