Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я об этом как-то не задумывался, – сказал Глеб. – Хотя, если вспомнить Чингисхана, Тамерлана и Атиллу, то писатель был в чем-то прав.
Незнакомец отхлебнул пива, почмокал губами.
– И все же фильм плох, – сказал он. – Древняя Русь выглядит слишком современно. Если верить авторам фильма, менталитет древних русичей ничем не отличается от нашего.
– А должен?
– А разве нет?
Орлов пожал плечами:
– Не знаю. По-моему, люди всегда одинаковы. Это еще Воланд в «Мастере и Маргарите» говорил.
– Да-да, я помню, – усмехнулся незнакомец, и золотые очки его ярко блеснули. – «Такие же люди, как и прежде. Немного жестоки, немного алчны, но иногда жалость стучится и в их серд…» – Мужчина вдруг осекся, внимательнее вгляделся в лицо Глеба и вдруг проговорил с легким удивлением: – А ведь вы на него похожи.
– На кого? – не понял Орлов.
– На этого Первохода. – Незнакомец кивнул подбородком на рекламный постер.
Орлов посмотрел на длинноволосого головореза и пожал плечами.
– Не думаю.
– А по-моему, сходство налицо, – возразил очкастый незнакомец.
Глеб снова посмотрел на рекламный постер и отрицательно качнул головой.
– Ничего общего. У меня не такая зверская рожа. И вообще, я человек миролюбивый. Мухи не обижу. Да и бродячих собак обхожу за километр.
Некоторое время незнакомец с задумчивой улыбкой разглядывал Глеба, а потом вдруг отмочил:
– Слушайте… А почему бы не допустить, что вы обитаете сразу в двух реальностях? В последнее время ученые все чаще говорят о том, что существует бесчисленное количество миров, в которых реализуются все возможные варианты мироустройства. В одном из этих миров вы вполне могли бы быть Глебом Первоходом, отважным борцом с нечистью.
Глеб выдохнул облако табачного дыма, посмотрел сквозь него на незваного собеседника и хмуро проговорил:
– Я не могу быть одновременно зрителем и героем фильма. Это исключено.
– Почему же? – удивился незнакомец, и очки его снова ярко блеснули. – Да и кто вам сказал, что это фильм? Быть может, все это… – незнакомец обвел рукой кафе, – всего лишь ваш сон.
– Это не сон, – сухо возразил Глеб, которому стал надоедать этот шизофренический разговор.
Незнакомец улыбнулся и снисходительно вымолвил:
– Вы не можете это с точностью утверждать, пока не проснетесь. У одного аргентинского писателя… забыл его фамилию… есть забавный рассказ. Герой рассказа существует сразу в двух реальностях. В одной из этих реальностей он разбился на мотоцикле, лежит в больнице и видит сон про то, что он – индеец, крадущийся с ножом в руке по ночному лесу. В другой реальности он – индеец, скрывающийся от преследования, которому во время краткого отдыха снится, что он – парень, разбившийся на мотоцикле и лежащий в больнице.
Глеб стряхнул с сигареты пепел и усмехнулся:
– Парадокс Чжуан-Цзы. Я про это где-то читал. Одному мудрецу снится, что он бабочка, которой снится, что она – мудрец. Это банально.
Незнакомец засмеялся и сказал:
– А вы не из тех, кто ищет истину, верно?
Глеб хмыкнул.
– Если у нас такой серьезный базар, то я скажу: истина – это данный, конкретный момент. И, кроме этого момента, в мире ничего нет.
– А как же память? – все еще посмеиваясь, возразил очкастый незнакомец. – Некоторые считают, что она материальна.
– На свете много дураков, и мне совершенно не важно, что они там «считают». Хоть волосы на голове у Санта-Клауса. А то, что вы говорите, это чистой воды буддизм.
Незнакомец качнул головой:
– Что вы, я никогда не увлекался буддизмом.
– Это не имеет значения, – небрежно проговорил Глеб. – Какой-то умник сказал, что русская мысль в своем саморазвитии всегда приходит к стихийному буддизму. Так-то.
Похоже, реплика Глеба не понравилась незнакомцу. Он нахмурился и уставился на свою полупустую кружку. Глебу, впрочем, на настроение и эмоции случайного собеседника было совершенно плевать. Поэтому он, в своей обычной журналистской манере, подлил масла в огонь:
– В этом парне… – Глеб кивнул на плакат с изображением Первохода, – …нет ничего необычного и интересного. Заурядный жлоб, привыкший решать любую проблему при помощи силы. Мне такие персоны неинтересны. К тому же этот образ насквозь фальшивый. Глеб Первоход совсем не испытывает страха и несется сломя голову навстречу любой опасности. В жизни таких дураков не существует. Кроме, разве что, сумасшедшего дома, где им самое место.
Незнакомец внимательно выслушал рассуждения Глеба, затем чуть прищурился и изрек:
– Храбрость Первохода легко объяснить. Настоящий воин рассматривает себя как уже мертвого, поэтому ему нечего терять. А Глеб Первоход – настоящий воин. И, безусловно, человек пути.
Глеб вмял окурок в пепельницу и недовольно проговорил:
– Знаете, я думаю, что этот персонаж не заслуживает такого горячего обсуждения.
– Вот как? Те, кому он резал глотки, с вами бы не согласились.
Глеб хотел отпустить по этому поводу остроумное замечание, но вдруг уставился на руку незнакомца. Рука у того была странно волосатая, а ногти – длинные, желтоватые, загнутые на концах, как когти хищника.
Недоумевая, Орлов поднял взгляд на лицо собеседника и сипло спросил:
– У вас что-то с рукой?
– С которой? – спокойно уточнил мужчина.
– С правой.
– Ах, эта. – Незнакомец спрятал руку за спину и улыбнулся. – Не обращайте внимания. Небольшой атавизм. Так сказать, подарок, оставленный в наследство дикими предками.
Глеб тоже натянуто улыбнулся, но в следующее мгновение улыбка сползла с его лица. Антураж вокруг стал быстро меняться. Стены кафе, барная стойка, столы, стулья, окна – все это задрожало и завибрировало, а потом стало быстро выцветать. А на месте исчезнувших предметов появлялись новые. Деревья, кусты, люди в кольчугах и с мечами на боку.
– Что здесь проис…
Взгляд Глеба упал на лицо очкастого незнакомца, и внутри у него все похолодело. Никакого лица у незнакомца больше не было, а на его месте красовалась уродливая звериная морда. Глядя на Глеба желтыми волчьими глазами, незнакомец раскрыл клыкастую пасть и пролаял:
– Беги, ходок! Беги!
В мгновение ока Глеб оказался на ногах. Рука потянулась за ольстрой, но схватила лишь пустоту. Меча на боку тоже не было. А оборотень медленно поднимался со стула, глядя на Орлова голодными, злыми глазами.
По спине Глеба пробежала ледяная волна. Он понимал, что надо бежать, но не мог сделать и шага. Ужас сковал его тело, а сердце колотилось о ребра так сильно и судорожно, что готово было выскочить из груди.