Ясно только одно: шанс отсюда выбраться вроде как и впрямь замаячил. А это, ковать твою медь, нехреново. Это, напротив, зашибись, или как там раньше выражались?.. отрадно. Благолепно, ковать твою медь. Может, и ребят еще выручить получится. Жаль, Тимохе говорить не велено, ну так Фир этот про Землю же говорил, а не про Хрюкас. Расскажу недокрылу, а тот возьмет да взбрыкнет: ах, вы домой, а я – хренушки? Так и вам тогда хренушки, чтоб никому не обидно было. И «тра-та-та-та-та» из своей тарахтелки. Или пойдет злым дядькам нажалуется, а уже они «тра-та-та-та-та» сделают. На Тимоху это, конечно, не похоже, но, эпический опус, кто его знает, как ведут себя недокрылы, когда им сильно обидно становится? Так что прав Фир-Кефир, пока лучше помалкивать. И то – чего раньше времени разоряться? Вдруг у Кефира ничего не получится или, того паче, вообще никакого разговора не было, а ему снился обычный, выдающий желаемое за действительное сон.

Громче застонал и зашевелился Тимоха. Сом подошел ближе, чтобы разглядеть, спит тот или проснулся. И вдруг из оконного проема ударил свет! Сталкер в прыжке сдернул недокрыла с лежанки и рухнул, прикрывая его своим телом, на пол.

Напарник завопил, то ли от страха, то ли от боли, а скорее – от того и другого вместе. Однако Сом держал его крепко, надавив локтем на грудь, а второй рукой закрыв собственный затылок. Но время шло, а свиста осколков слышно не было. Как не было слышно и грохота взрыва. Ни тебе звуковой волны, ни ударной. Что же это за вспышка такая, ковать твою медь?..

– Встань с меня, пожалуйста, – прохрипел Тимоха. – Мне больно. И дышать тяжело.

Сталкер и сам уже понял, что разлеживаться на раненом приятеле не особо этично, да как бы и… того-самого… Но для начала он все же открыл глаза и повернул голову в сторону окна.

За окном было светло. Просто светло. Голубое небо, яркое солнце… Больше с пола ничего видно не было.

– Йодистый калий! – выругался, поднимаясь на ноги, Сом. – Это у них так, оказывается, солнце восходит. Бац – и в дамках!

– Заходит оно тоже – бац… – кряхтя принял сидячую позу недокрыл.

– Ну, заходило оно, положим, не здесь, – уточнил сталкер.

– Похоже, один хрен, что здесь, что там, – пробурчал, вставая, Тимоха.

– Ишь ты как заговорил, – хмыкнул Сом. – Настоящим сталкером становишься. А вот обоснуй-ка тогда свою уверенность!

– Да чего тут обосновывать, – взмахнул руками и тут же поморщился от боли недокрыл. – Это все ненастоящее. И самое главное – солнце ненастоящее. Его просто включают и выключают, как лампочку. И ветра нет. И звезд ночью не видно…

– Ну, положим, звезды могли быть тучами закрыты.

– Вряд ли. Скажи вот, куда мы вчера попали, когда стену «авто-могилем» пробили? И почему нас оттуда так быстро вытурили и ничего с нами не сделали?

– И какие выводы ты сделал? – заинтересовался Сом.

– У вас на Земле есть такое понятие, как театр? – спросил Тимоха и сам же ответил: – По глазам вижу, что есть.

– И что?..

– А сам ты не понял? Мы в театре. В бо-о-оольшом таком театре! В качестве актеров, разумеется. А все вокруг – просто декорации и статисты.

– Да какой театр, – отмахнулся сталкер. – Нам даже сценарий не дали почитать и роли выучить.

– А так интересней. Смешнее получается.

– Кому смешнее? Кто эти зрители? И где они вообще?

– Мне почему-то кажется, что скоро мы об этом узнаем. И это нам не понравится.

– Но-но, оракул, не накаркай, солить твою плешь!

Напарник только отмахнулся и вновь зашипел от боли.

– Что, сильно болит? – сочувственно спросил Сом. – Дай гляну.

– А что толку глядеть? Ты кто, врач? У тебя лекарства есть, инструменты?

– Да чего ты разворчался-то, ковать твою медь! Я ведь как лучше хотел. А инструмент у меня всегда при себе. – Сталкер вынул из ножен и показал напарнику острый клинок.

– Ну уж нет, спасибо, – переменился в лице Тимоха.

«Кто бы тебя спрашивать стал, если бы Фир-Кефир вылечить не пообещал», – подумал Сом, но тему развивать не стал.

– Ну пошли тогда, – сказал он.

– Куда?

– На сцену, куда еще-то? Зрители, поди, заждались.

Его так и подмывало рассказать напарнику о странном сне. Но Тимохе просили ничего не сообщать, а сталкер чужие просьбы, если они разумные, конечно, и не угрожают ничьей жизни, привык выполнять. Да и вообще, не привык Сом рассказывать байки вроде «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Вот придем, тогда, может, чего-то и принесем. Или нас унесут. Ногами вперед. Но это еще вилами по воде какано.

Напарник двинулся было к выходу первым, но Сом его остановил:

– Куда поперек батьки в пекло полез?

– Ты мне не отец, – возразил Тимоха.

– Вообще это присказка такая, но если и по существу, то я тебе почти батька и есть. Спас тебя кто? Считай, второй раз родился. Так что, солить твою плешь, можно сказать, что я в какой-то мере тебе и батька.

– Я после этого еще раз родился, когда мне ноги отгрызли, – напомнил недокрыл.

– И что? Теперь, значит, все прошлые рождения-спасения не в счет? – хмыкнул сталкер. – Странная у тебя идеология. Вроде как заново родился – и получил индульгенцию от всех прошлых грехов. Так не бывает, валять твою кладь. Так что хорош ерепениться. Каждый стручок знай свой горшок. Короче говоря, я первый иду, а ты сзади прикрывай. Автомат-то держать сможешь?

Держать автомат у Тимохи получилось хреновасто. А уж стрелять лучше было даже не пробовать. Сам недокрыл это тоже прекрасно понял, забросил оружие за спину и сказал:

– У меня еще гранаты есть. Их я и одной рукой кину.

– Только, чур, не в меня, – на всякий случай попросил сталкер.

Сом, разумеется, один автомат приготовил к стрельбе, второй, взятый вчера в кабаке, забросил за спину к АКСУ и, стараясь ступать бесшумно, вышел из приютившей их квартиры. Огляделся. Увидел рядом еще две двери – одну почти целую, другую едва державшуюся на единственной петле. Здесь ничего похожего на то, о чем говорил Фир, видно не было. Впрочем, он сказал: «Спуститесь вниз, там увидите. Сразу поймете, куда идти». Значит, надо спускаться. И сделать это следует в любом случае, даже если Фир-Кефир всего лишь порождение беспокойного сна.

Сталкер кивнул Тимохе и начал спускаться по лестнице. Внизу он и правда сразу все понял. Потому что дверного проема, ведущего на улицу, не было. Точнее, проем был, но вел он уж точно не на улицу. Да и выглядел не как примитивная деревянная рама с облупившейся краской, а как внепространственный портал из фантастического фильма: серебристый мерцающий овал, за которым клубилось сиреневое нечто, похожее не столько на дым или туман, сколько на густой черничный кисель. А если еще точнее – то и вовсе ни на что, известное Сому, не похожее.