– Мда? – Президент сбегал по лестнице, – И что же в них такого непонятного?

Ага, Президент в курсе. И, похоже, с вопросом знаком основательно.

– Генпрокуратура утверждает, что Снежнинская компания была приватизирована незаконно. Но при этом не передает дела в суд, а требует с нас пятьсот миллионов.

– Все что-то требуют, – равнодушно ответил Президент.

Они пересекали вестибюль. Краем глаза Старцев заметил, как вытянулся по струнке швейцар.

– Полагаю, прокуратура во всем разберется, – гарант Конституции все так же равнодушно скользнул взглядом по лицу собеседника. – Не смею вас больше задерживать, Олег… э-э-э… Андреевич… Рад был пообщаться…

Они попрощались на пороге отеля, и в считанные секунды свита, упаковав Президента в авто, расселась по машинам, картеж взвыл и понесся по пустынной улице: движение было перекрыто.

… Когда Старцев вернулся в зал, вторая часть заседания уже началась – председатель зачитывал проект обращения к правительству. На свое место за круглым столом в центре он не полез, а прошел туда, где сидел Малышев.

– Что, в туалете была очередь? – шепнул ехидно партнер.

Старцев покосился – по другую руку Малышева сидела густо-розовая брюнеточка и хлопала ресницами, изображая внимание.

– У меня разговор был. – очень тихо ответил Старцев.

Малышев перестал улыбаться:

– С ним?

– С ним. Он в курсе.

– И что?

Старцев подумал и хмыкнул:

– И ничего!…

* * *

В общем и целом день кончился удачно. За принятие предложение о «нулевом варианте» проголосовали абсолютным большинством. Еще бы – большая часть голосующий была в этом кровно заинтересована. Стало быть, заседание удалось.

Удался и банкет. Розовая девочка-конфетка прилипла к Малышеву так, что отрывать ее пришлось бы вместе с левым рукавом дорогостоящего пиджака, истерзанным девичьими пальчиками. Когда ряды отмечающих событие стали редеть, и оставались уже, что называется, только свои, Малышев заметил, что и к Старцеву клеится одна из «карамелек» – белокурая, в коротеньком бирюзовом костюмчике, в вырезе которого, как на блюде, возлежали два тугих шарика.

– Вот что. Берем девчонок, едем куда-нибудь, – улучив минуту, шепнул Малышев партнеру, – Выпьем, а там поглядим.

– На что глядеть-то? – спросил Старцев хмуро. – Не, не поеду.

– Эх! – махнул рукой Малышев, – Тебе ж сорок три только. А что к пятидесяти будет? Ты так вообще всю квалификацию потеряешь…

– А на ком мне ее оттачивать? – так же хмуро реагировал Старцев, – На этих, что ли? – и он чуть заметно кивнул в сторону шептавшихся «карамелек», – Я с такими себя чувствую… Как в рентгеновском аппарате.

– Это как? – не понял Малышев.

– А так. Видел снимки когда-нибудь?… Вот. Все прозрачное. Ничего не видно. Ни достоинств, ни недостатков, ни этой твоей квалификации. Просвечивает один кошелек. У них так глаза устроены.

– Можно подумать, бывают с другими глазами, – скривился Малышев.

– Бывают.

– Не поедешь, значит?

– Нет, спасибо.

– Ну, как знаешь…

Старцев ни словом не обмолвился о том, что в семье у него какие-то неполадки. Но об этом узнала Юлька Денисова, рассказала мужу, а Денисов Малышеву передал. Информация, сделав крюк через Нганасанский округ, вернулась в Москву, и теперь Малышев, добрая душа, пытался, как умел, отвлечь старшего товарища от грустных мыслей. Но отвлекаться по малышевской методике – посредством алкоголя и посторонних девиц – Старцев не пожелал, и Малышеву пришлось действовать в одиночку.

Там же, в гостинице, нашелся бы, конечно, свободный номер. Но где гарантия, что номер не будет оборудован какими-нибудь излишествами, вроде портативной видеокамеры за зеркалом? Лучше не рисковать. И Малышев умчал розовую красавицу все туда же, на гостевую квартиру…

Теперь эта красота лежала поперек кровати, жемчужно-розовой попкой кверху, и развлекалась тем, что острыми ноготками рисовала на могучей малышевской груди некие тайные знаки. Малышев же внимательно слушал себя, пытаясь разгадать, что за настроение вдруг его посетило.

Ну, определенное удовольствие – это понятно. Но что-то все же не так. А что?…

Девочка милая, толковая. Хорошенькая. Студентка, пожалуй. Можно было бы даже оставить при себе на недельку. Удачный, словом, выбор. И все же чего-то не хватило Малышеву, чего-то он в этот раз недобрал. Полноты ощущений, кажется, это именно так и называется. Почему же, интересно?…

А скучно потому что. Ну, хорошенькая. Ну, толковая. Движется в постели, как профессионалка. И все. Таких – шустрых и свеженьких – полно. Пучок на пятачок. А капризная душа еще чего-то просит, чего-то эдакого, непростого… Вряд ли это кислые старцевские рассуждения так на него подействовали. Может, он, Малышев, просто стареет уже?… Так, об этом не надо…

Может, Ленке позвонить? Вот уж кто в любое время дня и ночи примчится, и такую огненную джигу отхватит, что небу станет жарко… Но при мысли о безотказной Ленке стало вдруг еще скучнее. Может этой, как ее, позвонить? Вот же черт, все время забываю… А! Кукулиной!… Нет?… Нет. Кукулина – еще хуже.

Вот разве что… Да, в самом деле. Лучший вариант. Но фиг ты сейчас встанешь и наберешь ее номер. А даже если наберешь – не факт, что застанешь. И даже если застанешь – совершенно точно никуда она за тобой не помчится.

Интересное дело – стоило Малышеву лишь подумать о том, что вот прямо сейчас он может дотянуться до телефона, вытащить из портмоне бережно сложенную бумажную салфетку с ее номером и номер этот набрать – его вдруг облило жаром.

Такое с ним последний раз случалось, кажется в школе. И то – лет до пятнадцати, пока каждая девочка, вдруг обратившая на него внимание, казалась нежданным подарком судьбы. А к пятнадцати стало ясно, что подарки эти закономерны, поскольку вырос Сережа Малышев в человека высокого, ладно сложенного, и, скажем прямо, красивого. И вешаться на него, красивого, за версту заметного, будут до скончания его дней. Посему бестрепетно набирал Малышев любой номер в любое время суток, твердо зная, что не откажут. А если вдруг и откажут, то по причинам чисто техническим – муж или, там, критические дни.

И вот оказывается, что стоит только подумать о том, чтоб позвонить ей – и дрожь по телу. Ну-ка!… Он решил проверить еще раз. Сказал про себя: «Звоню!» и даже сделал некое движение по направлению к телефону – сработало. Побежали по коже мурашки, и под ложечкой екнуло.

– Ты чего? – розовым голосом спросила «карамелька».

– Ничего. Не делай так, пожалуйста… Щекотно очень.

– Вот так? – уточнила она, и еще раз провела ноготком по груди.

– Настя! – насупился Малышев, – Ну я же попросил! Убери ру…