– А что вынесли со склада? – спросил Кип так, словно это было очень важно.

Лэнгстри некоторое время испытующе смотрел ему в глаза.

– А вот пойдем, сам поглядишь! Высадили дверь и давай мести: канаты, доски, керосин, солярку – бочками, сукины дети, бочками! – и черт его знает что еще: наборы комплектующих, аккумуляторы, сверхпрочные тросы…

– Может, разошлось на ремонт, пока вас не было?

– Как бы не так! За неделю столько добра не перевести. Мы теперь все больше обшивки латаем да красим… И такую тяжесть увели у тебя чуть не на глазах, чтоб они лопнули!

Кип схватил Лэнгстри за грудки.

– А теперь вы послушайте, Лэнгстри, – очень спокойно сказал он. – Вы сделаете так, как я велел, – оставите док в покое. Утром мы выведем лодку в открытое море и затопим, но покамест забудьте о ней! СЛЫШИТЕ?!

Напуганный напористостью Кипа, Лэнгстри кивнул. Он вырвался от констебля и попятился.

– Ну ты, парень, того, совсем свихнулся!

Но Кип уже шел к джипу. Он сел за руль, завел мотор, вырулил из– за дока на дорогу и помчался мимо остолбенелого Лэнгстри в деревню, снедаемый тревогой за жену и дочь. Он чувствовал, что заразился странным безумием, страхом, грозившим подняться и смять его. Сегодня ему на миг приоткрылась истина, и он понял, до какой степени не в его власти предотвратить то, что должно случиться. Керосин, сказал Лэнгстри. Солярка в бочках, канаты, тросы. И аккумуляторы. О Господи, нет. Он прочел правду в безумном, остановившемся взгляде Кейла, о ней говорили обглоданный труп Джонни Мейджорса и останки матроса с немецкой подводной лодки на голом дощатом полу. И вот самое страшное – ограбленный склад.

Только один человек в целом свете мог помочь.

Бонифаций.

Мур ехал по лесной дороге к маленькому аэродрому. Рядом сидела Яна. В безветренном воздухе пахло душной сыростью – грозой. Небо стало однообразно серым, низким, солнце спряталось, над Кокиной неподвижно зависли облака. Сегодня Яна проснулась, злясь на Кипа еще сильнее, чем накануне, – Мур до сих пор видел по ее лицу, как она сердита. В течение утра они почти не разговаривали, девушка лишь настояла, что, прежде чем посылать радиограмму в Кингстон, ей нужно взглянуть на самолет. Мур выехал на поляну и увидел его: самолет стоял там, где они его оставили. Но, подъехав поближе, он понял, что ошибся.

– Иисусе! – вскрикнула девушка и выпрыгнула из машины, не дожидаясь, пока Мур затормозит. Она побежала вдоль самолета, Мур поехал за ней.

– Черт, черт, черт! – бушевала Яна. Злые слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам. Она провела рукой по неровным вмятинам на фюзеляже. Стекло кабины было разбито, в передней ее части виднелись остатки приборной панели, свисали какие-то провода, сиденья были вспороты. Яна замотала головой, отказываясь верить, и ринулась мимо Мура к открытому капоту двигателя. Мур увидел путаницу оборванных проводов, вырванные свечи. Кто-то бесповоротно уничтожил самолет. Яна с треском захлопнула капот и отступила, дрожа.

– Вандализм! – проговорила она. – Чистейшей воды вандализм, а мистер Кип тем временем протирает штаны в деревне! Он думает, он такой ас, что ему позволено всем приказывать и указывать, а сам порядок навести не может!

– Не понимаю, – пробормотал Мур. – Зачем кому-то…

– Мотор за день не починишь, – не унималась молодая женщина, – даже если удастся достать здесь запчасти! Нет, я этого так не оставлю!

Мур махнул рукой в сторону домика за границей летного поля:

– Может быть, они ночью что-нибудь видели или слышали. Пошли. – Он потянулся, чтобы взять Яну за руку, и она отпрянула, а потом следом за ним прошествовала к грузовику.

Над дощатым домиком грозовой тучей висела тишина. Пустой загон, сарай, на квадратном клочке земли – зеленые стебли табака. На крыльце лежала велосипедная рама без колес, а сбоку за домом стоял старый громоздкий автомобиль. Тесно сплетенные кроны деревьев походили на крашенный зеленый потолок, а несколькими ярдами дальше начинались дикие джунгли.

Мур с Яной взошли по гаревым ступенькам на невысокое крыльцо. За дверью-ширмой темнела настежь распахнутая входная дверь.

– Добрый день! – крикнул Мур в дом. – Есть кто дома? – Он подождал ответа. Ему показалось, что он слышит странное гудение, что– то вроде жужжания насекомых, но он не был в этом уверен.

Яна постучала в дверь:

– Господи, да есть тут кто-нибудь?

Мур вдруг определил, откуда доносится жужжание. Он прошел по крыльцу к дальнему его краю, посмотрел вниз, весь помертвел и отступил на шаг.

Яна подошла к нему:

– Что это?

На земле лежала собака – лежала там, где, по-видимому, пыталась заползти под крыльцо. Ее голова была почти оторвана, зияющую рану кольцо на живое копошащееся кольцо облепили бесчисленные мухи. Из другой раны, на брюхе, вываливались кишки. Задние лапы были оторваны, а кости начисто обглоданы.

– Господи… – негромко сказала Яна.

Мур содрогнулся. Он вернулся к двери, открыл ее и вошел.

Стулья были перевернуты, столы разбиты в щепы, на полу блестело битое оконное стекло. «Осторожней, не порежьте ноги», – предостерег Мур вошедшую следом за ним Яну. Сердце у него вдруг учащенно забилось, по спине побежали мурашки, и он понял, что в доме кто-то есть.

Яна подавила острое желание вскрикнуть, потому что внезапно почувствовала во рту резкий, металлический, какой-то ржавый привкус – привкус крови. Она хотела отвернуться и не смогла и как зачарованная смотрела на скорченное тело в углу.

Это был труп негра средних лет; на лице застыло выражение потрясения и невообразимого ужаса. С темени был снят скальп, обнажена страшная масса искромсанных тканей, горло разорвано точь-в– точь как у пса под крыльцом. От правой руки осталась лишь половина: ее переломили в локте, а лучевую и локтевую кости раздробили, словно пытались добраться до мозга. Полоса засохшей крови вела за порог, по коридору, в другую открытую дверь.

Мур с колотящимся сердцем осторожно двинулся вперед; Яна несколько мгновений медлила, не трогаясь с места. Она тупо смотрела на диковинный рисунок, созданный кровью на штукатурке стены, и ждала, чтобы волна дурноты либо захлестнула ее с головой, либо схлынула. Наконец она втянула сквозь стиснутые зубы глоток воздуха, тщетно пытаясь отцедить запах смерти.

Вторая комната – кухня – тоже была разгромлена: ни двери, ни одного целого окна, кухонная утварь рассыпана по полу. Здесь тоже было очень много крови, но не было тел. Глядя на эти свидетельства насилия и убийства, Мур испытал смутный ужас – словно кто-то нашептывал ему на ухо предостережение, которое он не мог до конца понять. Его передернуло. Что здесь произошло? Но сознание, не желая скатываться за грань безумия, тотчас отринуло этот вопрос.

Яна вопросительно взглянула ему в лицо.