– Товарищ Пургин!

Однако этот человек настырный, он обязательно отыщет Пургина. Толстый седой парень, награжденный почетным папанинским значком, поднял голову. Но Пургин-то не этот раздобревший «вьюнош» и не лысый пряник с бородой-метелкой, с наслаждением подставляющий солнцу толстые репчатые пятки, Пургин – это он…

«Интересно, что хотят от меня? Чтобы я выступил с рассказом перед отдыхающими о сталинских орденах? Или поделился историями из газетной жизни? Или, быть может, поведал им свою биографию? – Пургин усмехнулся. – Ну не хамство ли?»

– Товарищ Пургин! – послышалось снова: человек, искавший его, надо полагать, голос надорвал, пока выкрикивал фамилию. И чего кричит, спрашивается?

Пургин неохотно приподнялся, стряхнул с ладоней песок. По пляжу, перешагивая через тела, шел директор санатория – потный, растрепанный толстяк в парусиновом неглаженом костюме и таких же – в цвет – туфлях, под мышкой у него был зажат матерчатый портфельчик с железными углами, любимый бухгалтерами и плановиками, в руке директор держал лист бумаги.

– Товарищ Пургин!

– Ну, я товарищ Пургин, – наконец отозвался Пургин и снова стряхнул с ладоней песок, движение это было машинальным.

– Това-арищ… – директор промычал что-то невнятное, взмахнул листом бумаги и устремился к Пургину, – я вас ищу, ищу, а вы не отзываетесь! Что же вы не отзываетесь?

Пургин не ответил – отвечать было бесполезно: директор не слышал его. С директора тек пот, движения были суетливыми, он по-куриному подпрыгивал на ходу, взмахивал бумагой и теснее прижимал к себе матерчатый портфельчик, боясь упустить его из-под локтя.

Добравшись до Пургина, директор плюхнулся рядом с ним прямо на песок, вытер ладонью лоб.

– Что же это вы… – начал он старую песню и не смог говорить дальше – поперхнулся собственным дыханием. Отдышавшись, он продолжил: – Что же это вы… Скрываете…

– Я ничего не скрываю!

– Нет, скрываете, – директор никак не мог отдышаться, положил портфельчик на песок, – это вот скрыли, – он помахал листом бумаги.

– Что это?

– То, что вы – Герой Советского Союза.

– Герой Советского Союза? – недоверчиво приподнялась на лежаке Рита и застыла, глаза у нее восхищенно округлились.

– Да, Герой Советского Союза, – подтвердил директор, не переставая обильно потеть.

– Я ничего не скрываю, – повторил Пургин, в голос его натекли раздраженные нотки, – и не пытался скрывать. Просто вы ничего не спрашивали, а сам я не считал нужным что-либо сообщать.

– Я поздравляю вас, – манерно произнес директор и снова взмахнул листком.

– Что это?

– Телеграмма. Вас вызывают в Кремль. Для вручения почетной правительственной награды.

Пургин взял в руку листок. Телеграмма была короткая, с грифом, от которого у простого человека должны по коже бежать мурашки, «Правительственная», подписал ее секретарь Президиума Верховного Совета СССР – Пургина вызывали в Москву, в Кремль. Он машинально потянулся к брюкам, вытащил из кармана большие плоские часы, прикрепленные к кожаному ремешку, незряче поглядел на них, снова сунул в брюки.

– Так, так, так, – озадаченно пробормотал он.

– Время еще есть, – успокоил Пургина директор, – награждение через четыре дня, – билетик я вам сорганизую, проводим с цветами и оркестром.

– Не надо цветов и оркестра, – Пургин протестующе тряхнул головой, но директор не слушал его.

– Банкетик тоже сорганизуем, человек так на тридцать…

– Не надо банкета!

– Первого секретаря горкома пригласим, председателя горисполкома, славный сталинский комсомол тоже, у нас там заправляет очень строгая девчушка, еще – начальника управления курортов, начальника торговли, – у директора были свои прикидки, свои планы – ему надо было извлечь из пребывания в его санатории Героя Советского Союза свою выгоду, максимум выгоды.

– Повторяю, не надо никаких банкетов! – Пургин повысил голос.

– А? – директор вскинул голову и положил портфель на песок между ног. – Как так не надо? Да вы что, товарищ Пургин? Или мы не русские люди, или мы никогда не славились гостеприимством? А, товарищ Пургин? Вы еще виноваты перед санаторием в том, что скрыли свое звание. Званием надо гордиться, а не скрывать! – Директор не сразу понял, что говорит не то – видать, он был из бывших больших начальников, которые никогда не говорят не то, всегда говорят то и привыкли, что их суждения никогда не оспариваются – являются истиной в последней инстанции, поскольку и начальники и подчиненные хорошо знают принцип: «Я начальник – ты дурак, ты начальник – я дурак», а, поняв, споткнулся и с сипением всосал в себя воздух.

– Я очень не люблю банкеты, – раздельно произнес Пургин.

– Поздравляю вас, сердечно поздравляю, – заторопился директор, глотая слова и продолжая обильно потеть, он попробовал заслониться от солнца пухлой ладошкой, но оказалось – ладошкой солнце не заслонить, – это такое великое звание! М-м-м! – Он восхищенно покрутил головой. – Поздравляю!

– Спасибо, спасибо…

– А банкет вы мне не срывайте. Пожалуйста! – неожиданно жалобным, совсем неначальническим тоном попросил директор. – У меня с ним связаны такие планы, такие планы, м-м-м!

– Но я очень не люблю банкетов, – сдал назад и невольно съежился Пургин, – на всяком банкете чувствую себя, как голый на снегу.

– Да я под этот банкетик новый четырехэтажный корпус построю, не менее, – с чувством произнес директор, – а то и два! – Он протянул руку Пургину, растроганно, до слез, сощурил глаза: – Надо же, живой Герой Советского Союза, такой молодой! Ни за что не подумаешь!

– Молодым везде у нас дорога, – вяло усмехнулся Пургин.

– Старикам везде у нас почет! – Директор еще раз с жаром потряс его руку. – А насчет билетиков, насчет кур и колбасы на дорогу, а также хорошего вина не беспокойтесь, товарищ Пургин, все будет в лучшем виде!

Директор поднялся с песка и попятился от Пургина задом, поклонился, споткнулся о чье-то тело и снова поклонился.

– Смешной мужик, – сказал Пургин, когда директор покинул пляж, – не в себе, по-моему. Похоже, что он ошалел от падений и взлетов, был начальником и упал. У него лицо начальника. Голос, манеры, повадки, жесты – все начальническое!

– Неужели ты – Герой Советского Союза? – неверяще спросила Рита.

– Как видишь, – он усмехнулся и пальцем нарисовал в воздухе звездочку.

В эту ночь Рита впервые осталась у Пургина.

Через два дня Пургин уехал – директор достал ему билет в роскошный спальный вагон, денег за билет брать не стал; расходы отнес за счет санатория – была у него такая статья, непредвиденные траты на важных отдыхающих, Пургин был отнесен к числу «важняков», двое рабочих доставили в купе вещи Пургина, немо удивляясь, почему же вещей так мало – удивление было красноречиво написано на их коричневых, хорошо просмоленных солнцем лицах, следом – большой картонный ящик с провиантом, чтобы Пургин не голодал в дороге, и охапку сочных южных цветов.