Высаживаться на берегу залива, вблизи которого находились два поселка индейцев, вождь племени «не советовал», опасался, как бы и эта высадка не завершилась сражением, тем более, что воины еще не остыли от предыдущего.

Сын вождя, выступающий в роли проводника, отвел эскадру к небольшому заливу, в который сбегала горная речушка и где, моряки могли поохотиться. Впрочем, множество дичи и плодов было доставлено к заливу самими индейцами. Однако, подчиняясь приказу вождя, они появлялись здесь на своих лодках без оружия. И были это уже не воины, а торговцы. Здесь же, у залива, вскоре появился целый лагерь индианок, торговавших не столько плодами, сколько бренными телесами.

10

…И знал бы кто-нибудь, с каким благоговением ступала она на эту землю. И сколько мужества стоило ей, чтобы не опуститься на колени и не поцеловать представший перед ней в венке из буйных трав обычный серый валун, и эту наклоняющуюся над ней пальмовую ветвь; неведомый ей и никогда ранее не виданный цветок или эту горсть рыжеватой земли с открывавшегося ей склона небольшого оврага, в сезон дождей, очевидно, превращающегося в приток островной реки.

Понадобилось полтора месяца провести в опостылой каюте корабля посреди океана и пережить несколько душеубиенных штормов, чтобы теперь ступив на этот далекий и чужой осколок тверди земной, взмолиться ему, как Земле Обетованной, а всему, что на нем произрастает и предается плену жизни, возрадоваться, как величайшей из тайн Господних.

– А ведь вам уже наверняка не верилось, что еще когда-нибудь придется ступить на землю? – весело приветствовала ее на острове Бастианна, успевшая переправиться одной из первых шлюпок, чтобы осмотреться и выбрать наиболее приемлемое место для отдыха своей воспитанницы – герцогини. – Небось, теперь она кажется роднее, чем материнская колыбель.

– Просто раньше я не догадывалась, что для того, чтобы познать святость земли, нужно хотя бы на месяц оказаться на острове, заброшенном посреди океана.

– Одевшись в брючный костюм наездницы и прикрыв лицо и волосы широкополой шляпой, очень напоминающей шляпу королевских гвардейцев, Маргрет теперь мало отличалась от сошедших на берег офицеров Вермского полка. Да похоже, что она и сама чувствовала себя одним из них.

Адмирал де Роберваль разрешил герцогине пробыть на острове всего несколько часов. При этом приставил к ней двух матросов из эшафотной команды боцмана Роша, которых считал самыми надежными. Формально они придавались герцогине для ее же охраны. Но они же были и ее конвоирами. Бастианна, которая держалась рядом с герцогиней, но которой конвой-охрана не полагались, издевалась над этими «эшафотниками», как могла, однако они лишь мрачно огрызались и оставить их наедине, в покое, не решались. Впрочем, все сошедшие на берег старались не заходить дальше долины, которую рассекала теплая, кишащая рыбой речка. И единственное, чем Маргрет и Бастианна могли побаловать себя, так это купанием в небольшом теплом озерце, покоящемся между скалами и соединенным с речкой узким проливом.

«Эшафотники» и пришедший им на помощь Дюваль, сделали доброе дело, преградив на какой-нибудь час путь к озерцу всем остальным морякам и тем самым дав возможность женщинам помыться и вдоволь поплескаться в неглубоком и очень теплом пресном озерце. Облегчало их положение и то, что многим матросам было не до прогулок, поскольку почти все они были заняты тем, что наполняли сотни опустевших бочек пресной речной водой, погружали их на плоты и баркасы и перевозили на максимально приближенные к берегу суда. И лишь десятка два солдат и матросов изнывали от жары, расположившись по гребню небольшой подковообразной возвышенности, чтобы пресечь всякую попытку туземцев напасть на внезапно прибывших к ним бледнолицых. Остальные солдаты, во главе со шкиперами и коками судов, были заняты тем, что скупали у местного населения всевозможные продукты, дабы пополнить ими предельно оскудевшие корабельные запасы.

Благодаря Дювалю, Бастианна очень быстро выяснила, что шевалье Рой оказался в числе моряков, охраняющих окупированную французским флотом островную долину, и попыталась уговорить одного из «эшафотников», Ларкеса, разыскать ее знакомого, не торопясь называть его имя. А когда тот отказался, сославшись на жесткий приказ адмирала глаз не спускать с герцогини, пошла на хитрость: убедила, что они могут пойти вдвоем, прозрачно намекнув при этом, что путешествие может выдаться романтичным, а его дружок «эшафотник» не проболтается и с охраной герцогини справится сам.

Хотя, как оказалось, пост Роя был совсем рядом, поход Бастианны явно затянулся. Зато возвращались они с Ларкесом чуть ли не в обнимку, оба довольные и умиротворенные.

– Там, на склоне, – торжествующе указала корсиканка на небольшой выступ неподалеку от пологой седловины, – мы обнаружили небольшую хижину. Лежанку, правда пришлось подправить, поскольку пальмовые ветви и листья пожелтели, но место, скажу тебе… К тому же рядом с родничком.

– Постой, постой, лежанку ты подправляла, надеюсь, не вдвоем с шевалье?

– Честно говоря, хотелось бы с шевалье, – блудливо ухмыльнулась Неистовая Корсиканка. – Но не получилось. Пришлось довольствоваться этим оболтусом, – кивнула в сторону «эшафотника» Ларкеса. – В обмен на его молчание и всяческое благоприяствие.

– Я так понимаю, что он обещал более старательно намыливать веревку, на которой адмирал прикажет нас с тобой вздернуть.

– Что тоже благородная услуга, – серьезно заметила наследница корсиканского пирата. – Уж поверь мне, дочери пиратской Корсики.

– Так что теперь ты пойдешь вместе с ним.

– Подправлять ложе в хижине?

– Если, конечно, тебе не повезет сделать это вместе с твоим шевалье. Но при более благоприятном исходе событий его пост на полчасика займет этот висельник, а ты сможешь насладиться прохладой в хижине. – Бастианна выдержала паузу и внимательно присмотрелась к выражению лица герцогини. Однако Маргрет смотрела куда-то вдаль, и совсем не туда, куда пролегала тропа, ведущая к хижине аборигенов. Она думала о чем-то своем, и, что самое поразительное – прогулка к хижине совершенно не привлекала ее.

«Уж не влюбилась ли она в Дюваля? – с тревогой спросила себя корсиканка. – Переспать с ним – да. Крепкий. Неистовый в любви. Уверенный в себе мужчина…

Но ведь она уже не раз объясняла своей воспитаннице, узнице замка герцогов де Робервалей, что отдаться мужчине телом – еще не значит отдать ему душу. И что зрелая женщина вынуждена время от времени отдаваться кому-либо из мужчин, к этому ее принуждает сама природа. Но никто – ни люди, ни природа не принуждают столь же часто и безоглядно влюбляться во всякого переспавшего с ней мужчину. Ох уж эти созревающие в каменных дворцах-темницах аристократки! У них на Корсике все более проще. Любовь мужчин там познавали в четырнадцать, а некоторые, – вздохнула Бастианна, греховно подняв глаза к небу, – и раньше, прости меня, Господи. А к пятнадцати уже владели всеми премудростями женских ласк и соблазнов, равно как и премудростями отдаваться не беременея. Чем они прекрасно были известны и на соседней Сардинии, и на большей части Италии. О, это было особое, веками отработанное искусство корсиканских «жриц постельных ритуалов». Впрочем, она отвлеклась…»