– Никто меня не бил, папа. Моя подруга попала в ужасную аварию на велосипеде. Я, должно быть, поранилась, когда встала на колени.

– Mamma mia! Povera Francesca! – Фрэнни оглянулась, встревоженная истерическим воплем матери, бежавшей к ней в халате, ее волосы были убраны под купальную шапочку, лицо намазано кремом. Она присела возле Фрэнни, поцеловав ее в обе щеки. – Авария? Ты была в аварии?

Мать гладила ее по волосам, сокрушенно качала головой, она тараторила по-итальянски, не давая Фрэнни ничего возразить или объяснить. На мгновение она выскочила из комнаты и вернулась с полотенцем, влажной тряпочкой, йодом и пластырем, выстреливая нескончаемые вопросы на итальянском, пока Фрэнни стягивала с себя джинсы.

Отец вошел в гостиную, неся на подносе кофе и бисквиты, и ей вдруг захотелось расплакаться от бесхитростной доброты родителей. У нее было чувство, что она не заслужила их заботы. Фрэнни не хотела есть, но, вспомнив, что она пропустила обед и так и не ужинала, решила, что должна поддержать свои силы и одолела сандвич, насильно скормленный ей отцом.

– Слушай, – произнес он, – я в субботу ездил в Сити посмотреть на новый дом, где было кафе. И знаешь что? Его еще и не построили. – В его голосе звучало недоумение и отчаяние. – Даже не начали! Там в переулке у Полтри кафе еще не снесено!

– Как, совсем не начали, папа?

– Они начали только сносить, но они должны были два года назад. Мы бы еще два года могли там оставаться. – Он закурил сигарету, и Фрэнни увидела, что мать неодобрительно нахмурилась. – Может, там археологи копают.

– У меня новый приятель, – сказала она, чтобы сменить тему, не желая попадаться на эту приманку.

Новость явно заинтересовала отца, и он придвинулся ближе.

– Парень? – переспросила мать, ее выражение лица тоже изменилось. – Come si chiama?

– Оливер, – ответила Фрэнни.

– Оливер! – воскликнула мать. – Un bel nome!

– Оливер, – откликнулся отец.

Фрэнни улыбнулась, слегка смутившись; она уже жалела, что сказала им об этом, боялась, что сглазит, ведь они встречались чуть больше недели.

– И что ж он делает, этот Оливер? Археолог или у него нормальная работа?

Она мотнула головой:

– Нет, он не археолог; он математик.

Отец с грустью посмотрел на нее:

– Археолог, математик, никакой разницы. Ессо. Ты приходишь сюда среди ночи, в таком виде… – Он вытащил изо рта сигарету и безнадежно покачал головой. – Когда же ты вырастешь, Франческа? – Он пригладил волосы у нее на затылке. – Когда начнешь понимать настоящую жизнь?

Она посмотрела на него; пропасть между ними была такой же огромной, как и всегда.

Отец вздохнул. Наступила долгая тишина, потом он договорил:

– Оставайся здесь ночевать, ладно? Я почищу твою одежду, приведу ее в порядок и высушу к утру и накормлю тебя хорошим завтраком.

Фрэнни закрыла глаза и кивнула, слишком уставшая, чтобы спорить и даже чтобы думать. Силы покинули ее. Она хотела спать.

Проснувшись утром в семь часов, Фрэнни обнаружила свою одежду аккуратно сложенной на стуле в маленькой смежной комнате. В квартире никого не было. Она приняла душ, оделась и спустилась вниз в кафе. Радио играло какую-то слащавую музыку. Отец нарезал и намазывал маслом хлеб, а мать молча перемешивала на сковороде тунца с луком.

– Помочь чем-нибудь? – спросила Фрэнни.

Мать вытерла руки о передник и поцеловала ее в обе щеки.

– Ты сиди, а я тебе приготовлю хороший завтрак, – сказал отец. – Запихаешь в себя маленько еды.

– Спасибо. – Она улыбнулась и внезапно почувствовала себя как в прежние времена. За окном было чудесное утро, и солнце светило прямо в окна. Мимо проползла уборочная машина; поток машин, направлявшихся в Лондон, становился все гуще – приближался час пик.

Она уселась на знакомый жесткий стул возле узкого стола, отодвинув в сторону кетчуп и бутылочку с соусом.

– Как спала? – осведомился отец, разбивая яйца в миску. Масло зашипело на сковороде.

Фрэнни ответила, что спала крепко. Не упоминая, что так она спала впервые за последние несколько дней; глубокий сон без сновидений. Сейчас она чувствовала себя отдохнувшей – и голодной.

Отец взял еще одно яйцо и неуверенно посмотрел на нее:

– Но тебе снились плохие сны, а?

Она улыбнулась и покачала головой:

– Нет.

– Ты сильно напугала свою мать и меня тоже. – Он осторожно постучал по яйцу, не разбивая его, потом снова посмотрел на нее. – Ты говоришь во сне.

Она нахмурилась, и солнечный свет словно потускнел.

– Что я говорила?

Он пожал плечами, разбил яйцо и вылил его в миску. Потом взбил ее содержимое вилкой и посыпал черным перцем.

– Абракадабра. Нет смысла. По-иностранному. – Он выглядел взволнованным. – Ты напугала нас, маму и меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Говоришь как не ты. Как другой кто-то говорит через тебя.

Она посмотрела на их обеспокоенные лица и почувствовала, что покрывается холодным потом.

– Что-то тут нехорошо, Франческа, – произнес отец очень серьезно. – Совсем нехорошо.

– Ты что-то очень бледная, – произнес Пенроуз Споуд из-за своего протертого до блеска пустого стола. – С тобой все в порядке?

Фрэнни кивнула.

– Поздно легла? – Идеальный кружок его губ растянулся в понимающую усмешку.

– Совсем не то, Пенроуз. Боюсь, прошлый вечер был не слишком удачным. – Она все еще не знала, в каких отношениях они находились с Фиби, но была совершенно не готова рассказать ему о несчастном случае.

Ее ответ заставил Споуда насторожиться, будто он не знал, как понимать ее слова. Он открыл рот, потом закрыл, проглотив то, что собирался сказать.

Когда он вышел в коридор, она нашла номер телефона цветочного магазина и попросила послать Фиби в больницу цветы, приложив записку с просьбой выписать ей пропуск для посещений. В то время как часть ее мозга совершала эти действия на автопилоте, активное бодрствующее сознание размышляло над таким совпадением: четыре человека, в один год окончившие университет, погибли или травмированы за короткий промежуток времени.

Она противопоставила этому чистую логику, рациональное мышление, теорию вероятности, обрывки которой она вынесла из разговоров с Оливером Халкином. В голове у нее также звучали взволнованные слова отца, но ведь каждый, кто переволновался, потом говорит во сне, и по большей части тарабарщину.

Попозже позвонил Оливер узнать, как у нее дела и как она провела вечер. Она рассказала ему о несчастье с Фиби, он ужаснулся и посочувствовал ей. Точно так же, как и в прошлый раз, с Меридит. Она спросила, как прошла премьера. Даже когда он сказал, что без нее там не было ничего интересного, это не слишком подняло ей настроение.