— Но даже от наиконкретнейшего материализма не будет проку, — сказал Виджайя, — если вы не осознаете вполне, что делаете и что переживаете. Вы должны в совершенстве понимать дело, за которое взялись, ремесло, которому вас обучают, людей, с которыми работаете.

— Совершенно верно, — подтвердил доктор Роберт. — Мне следует прояснить, что конкретный материализм — это всего лишь сырой материал для человеческой жизни в целом. Только путем осознания, полного и постоянного осознания, мы преобразуем его в конкретную духовность. Осознавайте полностью, что вы делаете, и работа обернется йогой труда; игра превратится в йогу игры, а повседневная жизнь — в йогу будней.

Уилл подумал о Ранге и маленькой сиделке.

— А что вы скажете о любви?

— Сознание преобразует и любовь, — кивнул доктор Роберт. — Занятие любовью становится йогой любви.

Муруган, подражая матери, принял оскорбленный вид.

— Психофизиологические средства достижения трансцендентальной цели, — Виджайя возвысил голос, стараясь перекрыть однообразный скрежет зубчатой передачи, которую он только что переключил, — вот что такое все эти различные йоги. Кроме того, они позволяют нам решить проблему власти. — Виджайя приглушил мотор и заговорил нормальным голосом. —Проблемы власти возникают на каждом шагу: возьмите хоть молодоженов, хоть сиделок, хоть членов правительства. Помимо Великих Вождей существуют тираны более мелкого пошиба, тысячи безмолвных, безвестных гитлеров, деревенских наполеонов, семейных кальвинов и торквемада. Не говоря уж о множестве задир и хулиганов, имевших глупость стать на путь преступления. Как огромную энергию этих людей направить к полезной цели или хотя бы обезвредить ее?

— Хотел бы я это узнать, — сказал Уилл. — С чего вы начали?

— Мы начали со всего сразу, — ответил Виджайя. — Но поскольку начать рассказывать сразу со всего нельзя, начнем с анатомии и физиологии власти. Изложите ваш биохимический подход к проблеме, доктор Роберт.

— Все началось, — сказал доктор Роберт, — около сорока лет назад, когда я учился в Лондоне. По выходным я посещал тюрьмы, если выдавался свободный вечер, читал книги по истории. История и тюрьмы, — повторил он, — как выяснилось, тесно связаны между собой. Перечень преступлений, глупостей и бедствий человечества (так, кажется, говорит Гиббон) — и места, где претерпевают бедствия неудачливые глупцы и преступники. Читая книги и беседуя с заключенными, я стал задавать себе вопросы. Какого рода люди становятся опасными правонарушителями — прославленными правонарушителями, которым посвящены страницы исторических книг, или заурядными обитателями Пентонвилла и «Уормвуд скрабза»? Каковы они, люди, домогающиеся власти, жаждущие запугивать и повелевать? Кто эти жестокие чудовища, чего они хотят, и почему готовы мучить и убивать без зазрения совести — просто оттого, что им нравится мучить и убивать? Я обсуждал эти вопросы со специалистами — врачами, физиологами, социологами, учителями. Мон-тегацца и Гальтон вышли из моды, и потому меня заверили, что ответы на свои вопросы я должен искать в области культуры, экономики и семьи. Все сводилось к материнскому влиянию, к отсутствию навыков личной гигиены, к неблагоприятному воздействию среды и к ранним психологическим травмам. Меня это убедило лишь наполовину. Материнское влияние, чистоплотность и благоприятное окружение — все это, разумеется, важно. Но являются ли эти факторы решающими? Посещая тюрьму, я заметил, что существует некий врожденный склад, а вернее, два врожденных психологических склада; причем опасные правонарушители и властолюбивые нарушители спокойствия отнюдь не принадлежат к одному и тому же типу. Большинство заключенных, как я уже тогда начал понимать, можно подразделить на два различных, резко несхожих между собой вида — на мускулистых особей и Питеров Пэнов. Я специализировался на втором типе.

— На мальчиках, которые никогда не становятся взрослыми? — спросил Уилл.

— Никогда — это неверно сказано. В действительной жизни Питер Пэн всегда взрослеет. Но это случается слишком поздно: психически он созревает гораздо медленней, нежели стареет годами.

— А бывают ли девочки — Питеры Пэны?

— Крайне редко. Зато мальчиков что грибов в лесу. На каждые пять-шесть мальчиков приходится один Питер Пэн. А среди трудных детей, которые не умеют читать, не хотят учиться, не желают ни с кем ладить, семь из десяти, что доказывает рентгеновский снимок запястья, являются Питерами Пэнами. Остальные относятся к той или иной разновидности мускулистых особей.

— Не приведете ли вы какой-нибудь исторический пример правонарушителя из Питеров Пэнов? — попросил Уилл.

— За примером далеко ходить не надо. Самый недавний, самый яркий пример такого Питера Пэна — это Адольф Гитлер.

— Гитлер? — с изумлением переспросил Муруган. Очевидно, Гитлер был одним из его кумиров.

— Почитайте биографию фюрера, — предложил доктор Роберт. — Типичный Питер Пэн. В школе — полнейшая безнадежность. Неспособность ни к соперничеству, ни к сотрудничеству. Зависть ко всем нормальным, успевающим детям; завидуя, он ненавидел их и презирал тех, кто слабее его. Наступает время полового созревания. Но Адольф и здесь отстает. Другие мальчики ухаживают за девочками, и девочки не остаются равнодушными. Но Адольф слишком застенчив, слишком неуверен в себе как мужчина. Не умея упорно трудиться, он предается мечтаниям. В воображении своем он видит себя Микеланджело — хотя, к сожалению, не умеет рисовать. Зато он умеет ненавидеть, склонен к низменной хитрости, обладает неутомимыми голосовыми связками и способностью орать без устали в приступе питеро-пэновской паранойи. Тридцать или сорок миллионов человеческих жизней, и одному небу известно, сколько миллиардов долларов — такова цена, которую человечество заплатило за позднее взросление крошки Адольфа. К счастью, большинство мальчиков, которые развиваются слишком медленно, имеют возможность сделаться всего лишь заурядными правонарушителями. Но даже мелкие преступники, если их заводится много, обходятся обществу слишком дорого. Вот почему мы стараемся пресечь зло в самом зародыше — вернее, имея дело с Питерами Пэнами, мы прилагаем все усилия, чтобы бутоны раскрывались и росли.

— И у вас получается?

Доктор Роберт кивнул.

— Это не так уж трудно. В особенности, если взяться вовремя. Между четырьмя с половиной — пятью годами все наши дети проходят проверку. Анализ крови, психологические тесты, выявление соматического типа. Потом мы делаем рентгеновский снимок запястья и ЭЭГ. Все смышленые малыши Питеры Пэны выявляются, и с ними немедленно начинают работать. Через год все они становятся совершенно нормальными. Посев потенциальных неудачников и преступников, потенциальных тиранов и садистов, мизантропов и революционеров во имя революции преобразуется в посев потенциально полезных граждан, которые управляются адандена асатена — без принуждения и палки. У вас с преступниками работают священники, социологи и полиция. Непрерывные проповеди и словесная терапия, изобилие приговоров к тюремному заключению. Но каковы результаты? Уровень преступности неуклонно возрастает. И неудивительно. Разговоры о соперничестве единоутробных братьев, об аде, о личности Иисуса не заменят биохимии. Год тюрьмы не исцелит Питера Пэна от эндокринного дисбаланса и не поможет избежать его психологических последствий. Все, что нужно, чтобы избавиться от питеро-пэнии — это диагноз на ранней стадии и три розовых капсулы в день до еды. Добавьте сюда приемлемое окружение, и через полтора года вы получите приятное благоразумие с минимумом душевных добродетелей. Не говоря уж о способности к прайнапарамита и каруна, о мудрости и сочувствии: и все это там, где не было и проблеска надежды! А теперь пусть Виджайя расскажет вам о мускулистых особях. Как вы уже, наверное, заметили, он принадлежит именно к таковым. — Наклонившись, доктор Роберт ткнул гиганта в широкую спину. — Настоящий бык! Счастье для нас, бедных козявок, что он ручной.