Робби был не первым обнаженным мужчиной, которого она видела. Даже в самых больших и роскошных замках было мало мест для уединения. Но он был единственным, на кого ей хотелось смотреть. Единственным, кого Розалин хотела изучать руками… губами. Краска выступила на ее щеках, когда она вспомнила его вчерашнюю насмешку.

Розалин подняла голову и увидела, что он наблюдает за ней, и тогда все изменилось. Они оба это знали. Все было так, словно грохот сражений, лязганье мечей, борьба честолюбий – все смолкло. Вместо этого существовали лишь магнетизм притяжения и стук вожделения, который рос до оглушительного крещендо.

Не было больше притворного безразличия. Он не смотрел на нее с недоверием. Он не думал о ней, как о враге или как о сестре Клиффорда. Робби смотрел на нее так, словно хотел ее, словно она была единственным, что имело значение.

Рука Розалин скользнула к его животу. Она сделала это бессознательно. Но он ответил: мускулы живота напряглись, дыхание стало поверхностным, почти болезненным, холодные голубые глаза следили за ней как один из ее ястребов.

Робби чего-то хотел от нее, но Розалин не знала, чего именно. Затем его бедра едва заметно приподнялись, и она поняла. Он хотел, чтобы она дотронулась до него.

Они не сводили друг с друга глаз. Она колебалась в нерешительности, ее сердце было на краю пропасти. Это был момент принятия решения. Точка невозврата. Но она не могла продолжать, оставаясь в неизвестности.

– А она?.. А ты?..

Казалось, Розалин не сможет выразить это словами. Но она должна была знать, сделал ли он то, что собирался сделать, с той темноволосой женщиной – Дейдре, так он ее назвал.

Робби долго не отвечал. Казалось, он колеблется, зная, что его ответ будет очень важен. Если он скажет «да» – все будет кончено. Она найдет в себе силы встать и уйти. Она будет знать, что не имеет для него значения. Но он сказал ей правду.

– Нет, Розалин, – проговорил он мягким низким голосом. – Она не делала этого.

Ей показалось, что сердце выросло настолько, что не умещается в груди. Без дальнейших колебаний Розалин опустила руку в воду.

Мускулы Робби напряглись. Он ждал первого неуверенного касания ее руки. Предвкушение было почти таким же приятным…

Господи! Ее ладонь коснулась напряженной головки – он чуть не выскочил из собственной шкуры, он застонал, когда чувственное ощущение отозвалось в каждом нервном окончании тела. Предвкушение, черт возьми! Не было ничего приятнее, чем чувствовать ее руку, касающуюся его. И когда она зажала его в ладони, Робби воззвал с благодарностью к каждому богу, о котором когда-либо слышал и обычно молился, чтобы получить силу. Задерживая удовольствие, он боролся с желанием вонзиться в ее руку.

Борьбу с собой он почти проиграл, когда Розалин начала исследовать его, проводя рукой по твердому как скала мускулу с нежной лаской, поглаживая его, словно он был диким животным. Аналогия, которая в данный момент была очевидной.

Ощущение было таким сильным, что Робби не мог его выдержать. Застенчивые, неловкие девичьи движения оказались более возбуждающими, чем ласки опытной женщины. Ее невинное любопытство грозило ему потерей мужества.

– О, мой Бог, милая, ты убиваешь меня!

Ласковое слово соскользнуло с его языка так легко, что было трудно поверить, что прежде он никогда его не использовал.

Розалин застенчиво улыбнулась. Он почувствовал, как что-то защемило в его груди. Что-то большое, могущественное, важное. Что-то, что должно было дать ему паузу, а вместо этого заставило чувствовать себя…

«Дерьмо», – выругался он, чувствуя себя счастливым. С ним это случалось так чертовски давно, что он почти забыл, как это бывает.

– Скажи мне, что делать, – попросила она.

Робби не был уверен, что сможет ответить. Его тело было так сильно напряжено, что он мог рикошетом отбивать камни животом.

– Обхвати меня рукой, – с трудом выговорил он сквозь сжатые зубы, ухватившись за края кадки, чтобы придать себе твердости.

Суставы его пальцев побелели.

Он застонал, увеличиваясь в размерах при первом же ощущении ее пальцев, обхвативших его. Кровь пульсировала – нет, взрывалась! – в его венах. Он мог заплакать. Взрыв наслаждения был так велик, что, если бы он стоял, то опустился бы на колени.

– Я не могу, – сказала Розалин. – Ты слишком большой.

Ее недовольный тон рассмешил бы его, если бы он не был так сфокусирован на том, чтобы не взорваться.

– Сожми немного. Я не сломаюсь.

Пока еще нет, как он надеялся.

Она сделала, как он просил, и Робби чуть не потерял контроль, потому что сладостное чувство пронзило его спину и сконцентрировалось внизу. Оно пульсировало так сильно, что было больно удерживаться.

Это долго не продлится.

– Гладь меня, милая, – прошептал Робби, накрывая своей рукой ее руку, чтобы показать ей, как.

И она гладила. Нежное давление ее мягких тонких пальцев, сомкнувшихся вокруг него, сдавливающих, движущихся, было слишком прекрасным. Давление становилось чересчур сильным. Несколько резких движений – он больше не выдержит.

– Вот так, моя любовь. О боже! Да, прямо здесь… Я сейчас…

Он должен был закрыть глаза и откинуть голову назад. Обычно он так и делал. Но он хотел видеть ее лицо. Он не хотел пропустить ни единой минуты ее посвящения в мир страсти.

Они смотрели друг другу в глаза, когда Розалин довела его до пика наслаждения. Когда он стал слабым. Когда он не мог бороться с собой, даже если бы захотел.

Хриплый возглас удовольствия вырвался из его груди. Робби замер. Он не мог отвернуться, даже когда спазмы сотрясали его. Нет, особенно в этот момент. Удовольствие, которое она подарила его телу, казалось более интенсивным и острым, когда он смотрел на нее. Когда он испытывал близость, которой до этого не испытывал никогда. Когда нежные чувства сдавливали его грудь.

Впервые в жизни Робби, испытав наслаждение, был не один, а разделил это с кем-то еще, и пробудившиеся чувства оказались иными. Более сильными, более пронзительными. Мгновение было слишком значительным, и взгляд, которым они обменялись, был весьма выразительным.

Он втянул ее в это, а когда все было кончено и он осознал реальность того, что сделал, он не знал, как ее из этого выпутать.

Робби наклонил голову и выругался, разозлившись на самого себя.

«Скажи, что я не делал этого. Скажи, что я не заставил сестру Клиффорда ласкать меня».

Но он это делал, а сделав это, позволил ей пробить его защиту. Робби рассказал ей, что отослал свою любовницу прочь, что не хочет никакую другую женщину. Только ее. И как бы приоткрыв ящик Пандоры, он вдруг испугался своих откровений.

Робби поднял голову. Розалин слегка отодвинулась от кадки, но все еще сидела на коленях, неуверенно глядя на него.