Он потер руки, как делает человек, очень осторожно подбирающий слова.

– Моя воспитанница очень начитана. Она много знает об эльфах и вашей системе образования…

– Хорошо, – кивнул я. – Вы хотите, чтобы я показал ей Даркмур?

– Да.

– Даркмур? – создание, сидевшее в коконе, даже не делало вид, будто нас не подслушивает.

Впрочем, я не стал бы винить в этом ту, кто всю свою короткую жизнь провела в этом коконе, не видя даже различий между днем и ночью.

– Я многое слышала об этом месте. Там замечательно. Юные эльфы постигают там философию, искусство, магию. Их учат ездить верхом, фехтовать, сражаться на копьях… Как бы я хотела побывать в Даркмуре, учиться там!

Лицо Иль-Закира исказилось.

Я видел много людей, которым приходилось страдать. Но ничто не может сравниться с мучением, которое охватывает отца, при виде опасного желания своего ребенка – желания, столь же притягательного, сколь и безумного. А для существа, прятавшегося в коконе, Иль-Закир, несомненно, был отцом.

– Нет, – мягко произнес я.

По призрачной зале пробежал легкий трепет. Словно чьи-то робкие пальцы коснулись меня и тут же снова отдернулись.

Мудрец стоял рядом, боясь пошевелиться.

Я понял, что был первым, кроме него, кто говорил с его Творением.

– Даркмур создан совершенно для других целей, юная леди. И учат там совершенно другим вещам.

– Чему же?

– Я покажу.

Снова легкое колебание тронуло прохладу вокруг меня.

– Тогда откройте свое сознание, юная леди. Читайте меня, словно я – волшебный кристалл.

Иль-Закир замер.

Даже Франсуаз, чьи нервы достаточно крепкие, и той передалось волнение момента.

– Ничего не происходит, – прошептала незнакомка.

– Конечно. Я хочу, чтобы вы еще раз подумали. Хотите ли вы увидеть реальный мир – не сам, а его преддверие?

В призрачной зале воцарилось безмолвие. Я ждал.

– Я хочу, – тихо ответила незнакомка.

– Тогда смотрите.

Я закрыл глаза. Восемь лет, проведенных в Даркмуре, пронеслись передо мной, как одно мгновение.

Хрустальные стены призрачной залы зазвенели.

Я пошатнулся.

Мощная волна энергии ударила меня в грудь. Я потерял дыхание.

Казалось, каждая частичка моего тела превратилась в морозную льдинку и потрескивала, готовая расколоться надвое.

Кокон напрягся, словно существо, сидевшее там, стремилось вырваться; потом опал.

То, что выплеснулось из его вздымающихся недр, что прокатилось по зале, – не было криком. Не словом, даже не чувством. Оно рождалось глубже, чем прячется от мира сама человеческая душа.

Это был страх.

Он ворвался в меня, подхватил и понес – туда, откуда я когда-то сбежал, поклявшись никогда больше не возвращаться.

Ужас метался во мне – панический, первобытный страх, он рвал меня на куски, заставлял все бросить и бежать, бежать куда-нибудь прочь и в то же время замереть, застыть замороженным в ледяной корке паники.

Это чувство более не принадлежало той, что сидела в коконе; это был мой страх.

Я закрыл глаза и стал медленно затворять тяжелые ворота, за которыми таилась память. Что-то билось об них, там, с другой стороны – и я не хотел знать, что.

– Майкл, с тобой все в порядке?

Если учесть, что я лежал на холодном полу, раскинув руки, а два человека склонились надо мной, загораживая солнечный свет – да, я находился в отличной форме.

– Не знал, что она настолько впечатлительна, мистер Закир, – произнес я.

Две руки протянулись ко мне, чтобы помочь встать.

Я выбран Френки и сразу же пожалел об этом. Девушка рванула меня так сильно, что оставалось только дивиться, как она не вывихнула мне плечо.

– Не следовало вообще этого делать, – сказал я.

Я встал и отряхнул костюм.

Мы снова находились в доме Иль-Закира. Пол здесь был чистым идеально; но я сделал это по привычке.

В компании Френки слишком уж часто мне падать приходится.

– Боюсь, у меня не было выбора, – произнес мудрец. – Мое творение слишком жаждало обрести свободу и знало слишком мало о мире, который открывает нас. Я знал, что вы позаботитесь о ней.

Он приподнял палец, словно призывая к молчанию.

– А сейчас мне надо оставить вас. Всплеск, который лишил вас сознания, нарушил потоки астрала по всему дому. Я должен все проверить.

– Что произошло? – спросила Франсуаз громким шепотом.

Он ударил мне по ушам хуже, чем копыто гвардейской лошади.

– Ты все видела, – я попытался сделать пару шагов, но потом понял, что делать этого не стоит.

Если, конечно, я не хочу нанести дому мудреца еще большие повреждения.

– Я показал ей то, что может ее ждать за этими стенами. А именно – милый Даркмур, что так любезен ее сердцу.

Мое собственное сердце ухнуло куда-то вниз, и мне показалось, что вот тут-то я и отдам концы. Франсуаз поддержала меня.

– Я передал ей долю своих эмоций – сотую, тысячную их долю. А потом они вернулись ко мне, словно камертон. Я думал, что мне конец.

– В Даркмуре было так плохо?

Девушка хмыкнула.

– Разве в этой школе не учат всяким там наукам, которыми ты все время хвалишься?

Френки взяла меня за подбородок.

– Ладно, гном с ним, с Даркмуром. Потом расскажешь, если захочешь.

– Что произошло, когда я отключился?

Франсуаз пожала плечами.

Где-то я читал, что для укрепления сердечнососудистой системы необходимо регулярно разглядывать эротические фотографии. Организм готовится к половому акту и сам себя стабилизирует.

Не знаю, насколько это верно с точки зрения медицины и алхимии, но один вид Френки явно действовал на меня как лучшее лекарство.

Разумеется, ей я об этом не сказал – еще нос задерет.

– Кокон опал. Будто там, внутри, и не сидит никто. Хотела бы я посмотреть, придал ли Иль-Засранец ей форму, а если да, то какую…

– Насколько я понял, его творение – чистый дув. Она не имеет формы. Но продолжай.

– Потом эта бедняжка стала плакать, все повторяла: «Я не хочу в Даркмур. Не отправляйте меня туда». Причем говорила на чистом эльфийском. С тем характерным звучанием, которое свойственно только аристократам.