– И опять же я не знаю. Мы не знаем. Никто не знает.

– Валентин Йертсен, – произнес Микаэль Бельман. – И мы совершенно в этом уверены, Братт? В таком случае дай мне две минуты поразмыслить над делом. Да, я понимаю, что дело срочное.

Бельман прервал разговор и положил мобильный телефон на стеклянный стол. Исабелла только что рассказала ему, что это стекло специально выдувалось на фабрике «КлассиКон» и что стоит оно больше пятидесяти тысяч крон. И что она предпочитает иметь несколько образцов высококачественной мебели, а не заполнять новую квартиру хламом. Со своего места Бельман видел искусственный пляж и паромы, входящие в Осло-фьорд и покидающие его. Резкие порывы ветра хлестали фиолетовое море, вдали пенились белые барашки.

– Ну? – спросила Исабелла из кровати у него за спиной.

– Руководитель следствия интересуется, соглашаться ли ей на участие в сегодняшнем выпуске «Воскресного журнала». Тема, естественно, убийства вампириста. Мы знаем, кто убийца, но не знаем, где он может находиться.

– Все просто, – сказала Исабелла Скёйен. – Если бы парня поймали, тебе нужно было бы участвовать самому, но при частичном успехе правильнее послать своего представителя. Напомни ей, что она должна говорить «мы», а не «я». И не случится ничего страшного, если она намекнет, что преступник мог перебраться через границу.

– Через границу? Почему это?

Исабелла Скёйен вздохнула:

– Не прикидывайся более глупым, чем ты есть, любовь моя, это нервирует.

Бельман встал и подошел к двери на террасу. Он стоял и смотрел вниз на толпу туристов, пришедших в воскресенье на остров Тьювхольмен. Одни собирались посетить Музей современного искусства Аструп-Фернли, другие – посмотреть на суперсовременную архитектуру и выпить чашечку слишком дорогого капучино. А кое-кто – помечтать об одной из еще не проданных и до смешного дорогих квартир. Кстати, он слышал, что в музее выставили «мерседес» с коричневым затвердевшим человеческим дерьмом вместо звезды «Мерседеса» на капоте. Ну и нормально, для многих твердые экскременты – символ статуса. Другим, для того чтобы чувствовать себя статусно, требовалась самая дорогая квартира, самый новый автомобиль или самая большая яхта. И были люди вроде Исабеллы и его самого, которым требовалось абсолютно все. Власть, но без удушающих обязательств. Почет и уважение, но с достаточной степенью анонимности, чтобы быть в состоянии свободно передвигаться. Семья, дарующая рамки безопасности и передающая гены следующему поколению, и одновременно свободный доступ к сексу за пределами четырех стен дома. Квартира и машина. И твердые экскременты.

– Итак, – начал Микаэль Бельман, – ты думаешь, что если Валентин Йертсен теперь на некоторое время исчезнет, то общественность автоматически решит, что он ускользнул за границу, а не что полиция Осло оказалась не в состоянии поймать его. Но если мы его поймаем, значит мы быстро работаем. А если он совершит новое убийство, то все сказанное нами все равно забудут.

Он повернулся к Исабелле. Почему она решила поставить большую двуспальную кровать в гостиной, хотя в квартире имелась нормальная спальня, он не понимал. Особенно потому, что соседи могли видеть, что здесь происходит. Хотя он подозревал, что именно поэтому. Исабелла Скёйен была крупной женщиной, ее мощные длинные члены раскинулись под тяжелой золотистой шелковой простыней, драпирующей ее сочные формы. Один этот вид вновь возбудил в нем желание.

– Ты произносишь всего лишь одно слово, и ты уже посеял мысль о загранице, – сказала она. – В психологии это называется укоренением. Это просто и срабатывает всегда. Потому что люди просты. – Она скользнула взглядом вниз по его телу и широко улыбнулась. – Особенно мужчины.

Она одним рывком сбросила шелковую простыню на пол.

Бельман уставился на нее. Иногда ему казалось, что вид ее тела нравится ему больше, чем прикосновения к нему, а вот с собственной женой все было наоборот. Что странно, поскольку тело Уллы объективно было красивее тела Исабеллы. Но неистовая, яростная похоть Исабеллы заводила его больше, чем нежность Уллы и ее тихие, прерываемые слезами оргазмы.

– Дрочи, – приказала Исабелла, развела ноги в стороны, так что колени стали похожи на два распростертых крыла хищной птицы, и коснулась двумя крепкими пальцами своих половых органов.

Он сделал, как она велела. Закрыл глаза. И услышал постукивание по стеклу. Черт, он уже забыл о Катрине Братт. Бельман схватил вибрирующий телефон:

– Да?

Женский голос что-то сказал, но Бельман ничего не услышал из-за оглушительного гудка парома, раздавшегося в тот же момент.

– Ответ «да»! – прокричал он нетерпеливо. – Ты должна участвовать в «Воскресном журнале». Я сейчас занят, но я позвоню тебе позже и дам несколько инструкций, хорошо?

– Это я.

Микаэль Бельман остолбенел.

– Сокровище мое, это ты? Я подумал, звонит Катрина Братт.

– Ты где?

– Где? Разумеется, в офисе.

Во время последовавшей за этим слишком долгой паузы до него дошло, что она, конечно, тоже слышала гудок парома и поэтому задала такой вопрос. Он тяжело выдохнул через рот, глядя вниз на опускающийся член.

– Ужин будет готов не раньше половины шестого, – сообщила она.

– Ну хорошо, – ответил он. – Что…

– Говяжий стейк, – сказала она и дала отбой.

Харри и Андерс Виллер вышли из машины перед домом 33 по улице Йоссингвейен. Харри закурил и посмотрел на красное кирпичное здание, обнесенное высоким забором. Когда они отъезжали от Полицейского управления, светило солнце, заставляя осенние краски сверкать, но пока ехали сюда, собрались тучи, и теперь они, как потолок цементного цвета, едва не задевали землю и высасывали краски из окружающего мира.

– Значит, это тюрьма Ила, – сказал Виллер.

Харри кивнул и глубоко затянулся.

– Почему его называют Женихом?

– Потому что жертвы его насилия беременели и он угрозами заставлял их обещать, что они выносят ребенка.

– А если нет?

– Он вернется и самолично сделает кесарево сечение. – Харри затянулся в последний раз, затушил сигарету о пачку и убрал в нее окурок. – Давай уже покончим с этим делом.

– Правила запрещают нам приковывать его наручниками, но мы будем наблюдать за вами через камеры слежения, – сказал тюремный надзиратель, который пропустил их через шлюз и довел до конца длинного коридора с выкрашенными в серый цвет стенами и железными дверьми по обе стороны. – У нас правило не приближаться к нему ближе чем на метр.

– Господи, – пробормотал Виллер. – Он что, нападает на вас?

– Нет, – ответил надзиратель и сунул ключ в замок последней двери. – У Свейна Финне нет ни единого замечания за те двадцать лет, что он провел здесь.

– Но?..

Тюремный надзиратель пожал плечами и повернул ключ в замке.