Дело Вежжиса до суда так и не дошло. Андрет лично зачитал незадачливому бондарю показания его односельчан и объяснил, какой замечательный процесс можно затеять против совратителя домашней утвари. Дангс оказался на поверку еще пугливее Вежжиса и сам со слезами на глазах поклялся перед жрецами храма, что возвел поклеп на шорника из-за того, что питал к нему смертную вражду. А так как о Вежжисе действительно не ходило дурной молвы, то его даже не оставили в подозрении, оправдали вчистую — случай в практике Эдреда и Андрета нечастый. Андрет получил прибавку к жалованию и стал думать над тем, как ее потратить.

Вопрос был вовсе не таким праздным, как могло показаться с первого взгляда. Посылать деньги домой Андрет не мог, самому ему на жизнь было нужно совсем немного — он жил у Эдреда на всем готовом. То есть речь шла о некоторых излишествах и роскошествах, а точнее о том, что пора было заканчивать выживать и начинать жить. И хотя Андрет был внутренне готов к такой перемене, собраться с духом и сделать первый шаг оказалось трудно. Помогло, как ни странно, воспоминание о Кэми. Как будто ее тщательно скрываемое, но все равно бросающееся в глаза одиночество напомнило ему о его собственном одиночестве. Однако он все равно ни за что не решился бы что-нибудь предпринять по этому поводу, если бы буквально в ближайшие дни ему не пришлось возобновить одно старое знакомство.

На этот раз дело было куда проще. Штурман донес на своего капитана, что тот не принес вовремя надлежащих жертв Дариссе. По меньшей мере половина бывшей при том команды, утверждала, что в тот день судно боролось с жестоким штормом и, само собой разумеется, принести жертвы надлежащим порядком было просто невозможно. Да к тому же и жрецы храма Дариссы никогда особенно не лютовали — они понимали, что будучи оправданным капитан еще много лет будет приносить в храм богатые дары.

Так что ни Эдред, ни Андрет не сомневались, что выиграют дело, и речь шла о другом — им не хотелось зазря держать капитана в тюрьме, они искали двух-трех уважаемых людей, которые согласились бы поручиться за обвиняемого. Одного из этих поручителей Эдред уговорил сам. К другому — Магнусу с Фонтанной площади — послал Андрета.

— Я-то тут при чем? — недоумевал помощник. — С какой радости ему меня слушать? Кто я для него?

— В том-то и дело, дурья твоя башка! — вразумлял его Эдред. — Мне он сразу возражать начнет, просто чтобы не соглашаться. А ты придешь и скажешь: «Хозяин, мол, просит поручиться за того человека, хотя по мне так пусть бы он и сидел. Шторм — не шторм, а богов чтить надо. На том ведь стоим». Ну или что-то в этом духе. Вот увидишь — Магнус тут же тебя примется учить уму-разуму, скажет, что ты мал еще рассуждать о таких вещах, а когда доживешь до его лет, поймешь, что надо быть снисходительнее к людским слабостям. И что-де боги не так жестоки, чтобы не позволить оступившемуся человеку загладить свою вину, а людям же и вовсе не пристало судить ближних своих.

Все случилось именно так, как предсказывал Эдред с одним-единственным дополнением — Магнус не только выразил горячее желание поручиться за «оступившегося человека» (даже эти слова Эдред угадал правильно), но и попросил Андрета передать хозяину некое запечатанное сургучом послание.

Едва Андрет вышел из роскошного дома Магнуса в не менее роскошный сад, как его внезапно ухватили за рукав и со словами: «Пожалуйста, следуйте за мной! Скорее!» — потащили за ближайший куст. Он особо не сопротивлялся, ибо похитительница была юна и хороша собой, да и к тому же он тут же ее узнал — это была та самая светловолосая печальная девушка из храма Тишины — Виэни.

— Это милость Дариссы, что вы оказались здесь! — прошептала она, задыхаясь. — Пойдемте! Я знаю, где мы можем поговорить так, чтобы отец нас не заметил!

Разумеется, Андрет последовал за ней. Сад был все же невелик, так как земля вокруг Фонтанной площади и гавани всегда оставалась дорогой. И Андрету с Виэни приходилось перебегать от куста к кусту так, чтобы их не заметили из окон дома. Впрочем, как показалось Андрету, у девушки уже был большой опыт в подобных делах. Наконец они оказались в дальнем конце сада у высокой стены, в нишах которой стояли бронзовые статуи четырех великих богов. Виэни скользнула за статую Дариссы, нажала на камень, чуть выступающий из кладки, стена повернулась, и они с Андретом очутились в маленьком, но богато убранном гроте. Виэни зажгла несколько свечей на массивном бронзовом канделябре, и Андрет смог осмотреться. Несомненно, грот предназначался для отдыха и развлечений. Причем совершенно определенных развлечений. Большую его часть занимала огромная кровать под балдахином, накрытая пунцовым шелковым покрывалом с золотыми цветами. Два низеньких кресла с вырезанными на спинках игривыми козочками и козлами, столик с гнутыми ножками, шкафчик-поставец у стены с золоченой и серебряной посудой, огромные глиняные вазы с фривольными картинками и зеркало на потолке довершали картину.

Заметив любопытство Андрета, Виэни скорчила презрительную гримаску.

— Мой отец принимает тут гостей, точнее… гостий, — сказала она насмешливо. — Уж конечно, ему и в голову не придет искать меня здесь. Ну, что вы стоите?! Давайте же письмо!

— У меня нет для вас письма… — удивленно ответил Андрет.

— Да нет же, письмо отца, вот глупый!

Она вырвала из его рук свиток, подбежав к шкафу, нашла в ящике нож, срезала печать, пробежала письмо глазами, потом как ни в чем не бывало бросила срезанный сургуч в серебряную ложку, растопила на свечке, снова заклеила письмо и запечатала оттиском собственного перстня.

— Я давно уже выпросила у батюшки такую же, как у него, печатку, — пояснила девушка, явно наслаждаясь недоумением Андрета. — Она просто в два раза меньше, но вы ведь не станете рассказывать своему хозяину, какого размера была печать, когда вы в первый раз увидели письмо?

— Зачем вам все это нужно? — спросил молодой человек.

— Об этом я и хочу с вами потолковать. Присаживайтесь, — она указала ему на кресло, а сама, усевшись в другое, изящно облокотилась на столик и бросила на Андрета томный взгляд из-под ресниц. — Я случайно услышала, что вы сегодня должны встретиться с моим отцом, и не поверила своим ушам. Я так рада, что с вами все хорошо! У меня, к сожалению, дела идут куда хуже, и потому я должна просить вас о помощи. Вы ведь наверняка знаете, что мой отец запретил мне выходить замуж за моего возлюбленного Эльсьена. Он говорит, что Эльсьен — вертопрах и пустит по ветру все наши деньги. Но это не так, поверьте. Конечно, Эльсьен очень веселый, и кому-нибудь может показаться легкомысленным, но на самом деле он не таков, уж я-то знаю. Дайте только срок, и я сделаю уз него образцового мужа. Уж всяко получше моего батюшки! — добавила она, вновь окидывая презрительным взглядом грот. — Ну так вот. Мне почти удалось убедить батюшку в этом. И теперь в этом самом письме он просит вашего хозяина осторожно навести справки об Эль-сьене. Теперь вы понимаете, какой помощи я от вас жду?

— Начинаю понимать, — ответил Андрет с улыбкой. — Вы хотите, чтобы я предоставил вашему возлюбленному наилучшую рекомендацию.