Дошло до того, что последние распоряжения, вышедшие из-под пера Андрея Викторовича, носили интимно-дотошный характер. Например, в прошлую пятницу на сайте появилось объявление: «Уважаемые коллеги! Пора идти в буфет». В понедельник появилось указание, касающееся персонально Нонны Железняк: «Рекомендую Нонне Евгеньевне сменить тон прически на более приглушенный с целью создания положительного образа сотрудника Агентства „Золотая пуля“. Обнорский. Поскриптум: я в курсе инцидента, когда посетитель сбежал, увидев вас, не дождавшись аудиенции у Марины Борисовны».

А в четверг досталось и самой Агеевой: «Марина Борисовна! Рекомендую вам перечитать пункт 7 инструкции № 32, касающийся длины юбки».

Может быть, поэтому никто особенно не удивился, когда на внутреннем сайте появилось совершенно маразматическое объявление: "В связи с празднованием Дня пограничника всем сотрудникам Агентства выйти в 14.00 в коридор и, отдав честь, приветствовать меня словами: «Рота к смотру готова! Ура! Ура! Ура!». Ну мы и вышли. Не все, конечно, но кто был в Агентстве — за этим проследил Спозаранник. Последней подошла Завгородняя со словами: «Это что, прямо здесь честь отдавать?»

Когда мимо проходил Обнорский, мы рявкнули. Он обалдел. Сначала на его лице было написано одновременно крайнее изумление, смешанное с плохо скрываемым удовлетворением, а секунду спустя это выражение сменилось на хмурое. Видимо, он заподозрил, что его разыгрывают.

Только потом выяснилось, что не писал Обнорский такого приказа. Он был послан даже не с его компьютера, а с компьютера болеющего Модестова. С тех пор подобные нелепые сообщения с пугающим постоянством стали появляться на внутреннем сайте. Злоумышленник не ограничивался подделкой приказов Обнорского, он еще писал пасквили в стихотворной форме. Чаще всего героями злой сатиры становились Спозаранник, Повзло и Скрипка.

Спозаранник спозаранку сел крутить свою баранку,

Желтый свет увидел он и заехал под фургон.

Это творение появилось через день после того, как Глеб Егорович попал в аварию, попытавшись пересечь перекресток со взбесившимся светофором. Цвета на светофоре сменялись со скоростью света, но Спозаранника это не остановило, и он стал двигаться рывками: на зеленый мгновение — по газам, на красный — на тормоз. Как потом объяснил Спозаранник, если правила предписывают двигаться на зеленый, а стоять на красный, то он не видит оснований не делать так. Огромный фургон впереди был для него тоже не аргумент.

Такие же дурацкие стишки оказались посвященными и самому Обнорскому:

«Чтоб Агентство не пропало, классик вышел в Интернет, книжек написал немало, а приказов — как-то нет». Кстати, директору Агентства досталось больше всего.

И так не удалось установить вредителя, этим делом промышляющего. Каждый раз нелепые сообщения и глупые стихи посыпались с разных компьютеров, один раз даже с компьютера самого Обнорского.

Поимкой стихоплета с поличным было занято все Агентство, особую прыть проявляли компьютерщики.

Так или иначе, это происшествие сказалось на авторитетности всех сообщений, появляющихся на внутреннем сайте. Никто точно не мог определить, какое из них настоящее, а какое подложное. И единственным способом борьбы с этим было просто не выполнять их, что все и делали.

Поэтому я, прочитав приказ Обнорского, первым делом усомнилась в его подлинности. Выглядел он так: "Приказываю активизировать работу Агентства «Золотая пуля» в сфере поиска пропавших без вести.

Эти меры необходимы в связи с реорганизацией соответствующего отдела в ГУВД.

Для эффективности работы рекомендую создать группу быстрого реагирования из сотрудников, откомандированных из различных отделов. От архивно-аналитического — Соболину А. В., от репортерского — Горностаеву В. И., от расследовательского — Модестова М. С. Ввиду малочисленности группы быстрого реагирования разрешается привлекать для выполнения отдельных заданий Татьяну Петровну (специалист в сфере пищевых технологий) и Григория (специалист по охране и безопасности помещений). Обнорский".

— Ничего себе, — сказала я, растерянно глядя на Марину Борисовну. — Может, это подделка?

— К сожалению, нет. Я уже уточняла у Обнорского.

— Хорошо, а почему вы считаете, что нам придется расстаться? Тут же не написано, что надо перезжать в отдельный кабинет. Я здесь сидеть буду.

— В том то и дело, Анечка, что вы сидеть не будете…

Как я представила, что мне придется бегать целыми днями, подобно бешеной собаке или кому-нибудь из репортеров, мне стало плохо. Я без сил опустилась на стул. Но расслабиться мне так и не удалось — день был специально создан, чтоб погубить меня.

* * *

Дверь кабинета распахнул Григорий и предательским жестом показал на меня шумной группе товарищей:

— Вот наш ведущий специалист по поиску пропавших, Анна Владимировна. Ей все и расскажете! — Вахтер подбежал ко мне и шепотом сказал:

— Никого больше нету, ни Модестова, ни Горностаевой. Обнорский велел к тебе вести.

— Он сейчас на месте?

— Да…

Я выбежала из кабинета, заверив группу ищущих, что скоро предоставлю себя на их растерзание, и кинулась к Обнорскому.

— Андрей Викторович! За что? — взмолилась я, оказавшись у Шефа в кабинете.

Обнорский спокойно сидел, развалившись в кресле, и поигрывал кинжалом.

— О-о-о! И откуда такая прыть, совершенно вам не свойственная, Анна Владимировна?

— Пожалуйста, не надо. Я все равно не справлюсь. Я не умею. Там сейчас целая шайка посетителей, я не знаю, что с ними делать.

— Очень просто — снимать первичную информацию, — серьезно сказал Обнорский. — И вообще, что это за сопли: не справлюсь, не умею. Не умеешь — учись.

Сотрудники Агентства постоянно должны повышать свою квалификацию, иначе они не сотрудники, а так, шантрапа.

Когда Обнорский начинает хамить, это, как правило, свидетельствует о непоколебимости его позиции. Во мне кроме страхов пред грядущим заданием и дикой паники ничего не осталось, даже слов.

Я выразительно посмотрела на Обнорского и тихо вышла в надежде, что он понял мой взгляд.

…К счастью, вся шайка посетителей искала не разных людей, а всего лишь одного.

Группой они пришли так, для солидности.

Не знаю, правда, как солидности, но шуму они производили предостаточно. Они как цыгане столпились надо мной, одновременно галдели и размахивали руками:

Пропал, пропал, совсем пропал…

Он такой тонкий был, чувствительный…

Творческая натура…

Его похитили…

Только когда, растеряно озираясь, то на одного, то на другого, я задала вопрос:

«А сколько лет было ребенку?», все вдруг замолчали. От имени толпы решил выступить приятный молодой человек в синей джинсовой рубашке и с такими же синими яркими глазами. Он сказал: