По крайней мере, так считал один продюсер, убедивший ее не только обрезать спутанную гриву, ниспадавшую на плечи, но и выпрямить волосы. Предварив свой совет словами «Не в обиду будет сказано», за которыми всегда следует что-нибудь обидное, продюсер сказал:

– Вам не хватает совсем немногого, чтобы быть красавицей, но камера не знает этого, вы ей нравитесь. И поэтому нашим боссам вы тоже нравитесь.

Продюсером, разумеется, был Себастьян. А Рейчел была такого высокого мнения о себе, что вышла за него.

Качаясь вместе с Брайаном в танце, она думала о том, насколько он превосходит Себастьяна: Брайан красивее, добрее, интереснее как собеседник, у него лучше развито чувство юмора, он более ловок и находчив, хотя и старается не выставлять напоказ это свое качество, тогда как Себастьян неизменно выпячивал его.

Но можно ли ему доверять? Себастьян был, конечно, скотиной, но скотиной искренней, настолько, что и не думал скрывать свою сущность. Себастьян не скрывал ничего.

А с Брайаном в последнее время все стало непонятно. После его возвращения они вели себя друг с другом до невозможности вежливо. Рейчел ничем не могла обосновать возникшее у нее недоверие и не говорила на эту тему. Брайана, похоже, это вполне устраивало. Внутри квартиры каждый старался обойти другого, словно мину замедленного действия. В разговорах они тщательно выбирали слова и избегали вопросов, которые могли привести к конфликту, – привычку Брайана оставлять одежду на спинке кровати, нежелание Рейчел менять туалетную бумагу, если оставался хоть крохотный клочок, прилипший к картонному валику. Дело шло к отказу от обсуждения любых возможных разногласий, что могло привести лишь к накоплению обид. Они сдержанно улыбались друг другу по утрам и так же – по вечерам, стали посвящать больше времени своим ноутбукам и телефонным разговорам. За последнюю неделю они всего один раз занимались любовью, и это было не более чем плотской разновидностью сдержанной улыбки – такой же обязательной процедурой, как умывание, таким же сокровенным делом, как папка «Спам».

Песня кончилась, все похлопали, а некоторые даже посвистели. Мелисса постучала вилкой по бокалу и закричала: «Горько! Горько!» Пришлось уважить ее просьбу.

– Что ты сейчас чувствуешь? – спросила Рейчел обнимавшего ее Брайана, отклонившись чуть назад.

Брайан не ответил, недоуменно глядя на что-то позади нее. Она обернулась, и пальцы Брайана на ее талии разомкнулись.

На пороге стоял человек лет пятидесяти с небольшим, очень костлявый. Длинные седые волосы были завязаны в конский хвост. На нем были серый спортивный пиджак свободного покроя, синяя с белым гавайская рубашка и темные джинсы. Загорелая, обветренная кожа, голубые глаза, такие яркие, что, казалось, они излучали сияние.

– Брайан! – воскликнул он, раскрыв объятия.

Брайан обменялся с Калебом быстрым взглядом, который Рейчел не успела бы перехватить, если бы лицо мужа не находилось в нескольких дюймах от нее. Затем он широко улыбнулся и подошел к мужчине.

– Эндрю! – Одной рукой он схватил руку нового гостя повыше локтя, другой пожал ее. – Что привело тебя в Бостон?

– Новая постановка в «Лирик стейдж», – ответил Эндрю, задрав брови.

– Это великолепно.

– Да ну?

– А разве нет?

– Работа как работа, – пожал плечами Эндрю.

Калеб подошел с двумя наполненными бокалами.

– Эндрю Гэттис снова с нами. Ты по-прежнему травишься «Столи»?[39]

Эндрю осушил бокал одним залпом, взял второй, кивнул Калебу в знак благодарности и сделал маленький глоток.

– Рад видеть тебя, Калеб.

– Я тоже.

– Да ну? – усмехнулся Эндрю.

Калеб рассмеялся и хлопнул его по плечу:

– Сегодня это, похоже, твоя любимая пластинка.

– Знакомься, Эндрю: моя жена Рейчел.

Рейчел пожала руку Эндрю Гэттиса. Кожа его оказалась на удивление гладкой, даже нежной.

– Очень приятно. – На лице Гэттиса появилась понимающая бесшабашная улыбка. – Вы тонкая штучка, Рейчел.

– Что вы хотите этим сказать? – рассмеялась она.

– Что вы тонкая штучка. – Он так и не отпустил ее руку. – Черт, это же сразу видно. С красотой все понятно. Брайан всегда ценил красоту. Но…

– Без колкостей, пожалуйста, – вмешался Брайан.

– Но мозги – это что-то новенькое.

– Послушай, Эндрю! – Тон Брайана был подчеркнуто учтивым.

– Послушай, Брайан!

Он отпустил руку Рейчел, продолжая смотреть на нее.

– Ты все еще куришь? – спросил Брайан.

– Электронные.

– Я тоже.

– Серьезно?

– Может, выйдем на улицу, перекурим?

Эндрю Гэттис вопросительно посмотрел на Рейчел:

– Думаете, стоит?

– Что?

– Пойти и перекурить с вашим мужем.

– Почему бы и нет? Обменяетесь новостями.

– Хмм… – Он огляделся, затем опять обратился к ней: – Под какую мелодию вы танцевали?

– «Since I Fell for You».

– Разве можно под это танцевать? – Эндрю посмотрел на них с широкой недоумевающей улыбкой. – Это же про безнадежность. Про эмоциональную тюрьму. Бездна под ногами, и все такое.

Рейчел кивнула:

– Наверное, мы пытаемся быть постироничными. Или метаромантичными. Никак не пойму, какими именно. Желаю хорошего перекура, Эндрю.

Он прикоснулся к воображаемой шляпе и направился к дверям вместе с Брайаном и Калебом, но внезапно повернул обратно.

– Поищите это в «Гугле», – сказал он Рейчел.

– Что?

– «Since I Fell for You». Поищите.

Брайан и Калеб, увидев, что Эндрю нет с ними, застыли в дверях.

– Там примерно двести вариантов этой песни.

– Я имею в виду не песню.

К ним приближался Брайан. Эндрю почувствовал это, повернулся к нему, и они вместе вышли на улицу.

Рейчел посмотрела в окно: все трое выдыхали пар, смеялись, как старые друзья, по-братски колотили друг друга, пихали, хлопали по плечу. Брайан схватил Эндрю сзади за шею и пригнул его голову к своей. Оба улыбались, скорее, даже смеялись. Губы Брайана шевелились с небывалой скоростью, и оба синхронно кивали, как сиамские близнецы.

Наконец клинч распался, улыбки на миг исчезли, Брайан посмотрел на окно, увидел Рейчел и задрал кверху большие пальцы: «Все в порядке, все в порядке».

Она напомнила себе, что этот мужчина в буквальном смысле снимет с себя последний плащ и отдаст ей.