— Антошка, — сказала она, подойдя к рисовальщику, склонившемуся над листом. — Тебе, наверное, очень идет черным двубортный пиджак. Купи с гонораров, будешь просто загляденье.

Антон покраснел и еще пристальней вгляделся в незаконченный рисунок.

Увидев, что Таня свободнее остальных, Инка подскочила к ней.

— Танька, давай чая выпьем. А то тут никто меня не любит, все при деле. Я вот тоже по делу к Владимиру Геннадьевичу пришла, но ведь об этом не говорю сразу. Давай, себе тоже налей. А когда остальным нальешь, никому под нос не ставь, захотят — подойдут.

Таня улыбнулась и хотела было принять идею как шутку, но ничего не получилось. В итоге, не прошло и пяти минут, как все, кроме Антона, потянулись к столу.

— Ну и дела, — улыбнулась Таня ставя на столик досыпанную сахарницу. — Вы просто гражданскую войну в нашем тихом городе устроили. Мать вчера весь вечер с соседкой ругалась. Та говорит: ваш Савушкин у города кирпичный завод украл. Откуда узнала? Газету принесли, «Красный каток». Ее теперь всем разносят.

— Зашевелились, — сказал Гречин. — Пошла пропаганда.

— Не всем, — ответила Елкова. — Я специально собирала данные, у меня, в Центральном, ее заносят в одну квартиру из пяти. Это, наверное, свою Слободу он всю охватил. Надо бы у Гришина спросить, да он там сидит с охраной, неделю его не видела.

— А моя мать отвечает, — продолжила Таня, — твой «Красный каток», не газета, а завод, хоть платит кому-нибудь чего-нибудь.

— Кстати, — сказал Гречин, — по самым последним данным, не платит, но обещает, и будет платить.

— Капитан, — обратилась Елкова, напомни последний замер. — Он не по моему району, я не запомнила.

Сергей Иванович, пустив к потолку колечко дыма, сказал:

— Данные хорошие. У нашего уже семнадцать процентов, у этого — только двадцать один. Плохо, что район этот, Ленинский, самый хороший для нас и, кстати, очень приличные данные поступили и в первом опросе. Тут и вахтовые нефтяники, и просто элитные дома, по местным меркам, мало хрущоб и совсем мало проживают работяг с «Катка». Если бы такие данные пришли из Слободы, можно было бы… ну, не курить бамбук, так, передохнуть. Но замер по Слободе будет послезавтра, а по твоему Центральному, Инка, на следующей неделе. Вот тогда, Таня, я опять смогу говорить о твоих любимых тенденциях.

— Извините, можно я идею вам предложу?

Антон не принимал участия в общем чаепитии, но тоже оторвался от рабочего места и еще раз проглядывал первый спецвыпуск, задержавшись на интервью.

— Давай, — одобрительно сказал Гречин. — Инициатива — всегда хорошо.

— Вот здесь Савушкин говорит, что когда станет мэром, то будет для школьников устраивать экскурсии на заводы. А если устраивать их прямо сейчас, но не для школьников, а для взрослых. Вы ведь, — (к Елковой), — говорили, что иногда дискуссия идет по полчаса, но люди все равно сомневаются. Пусть агитаторы разносят приглашения: в такой то день всех желающих отвозят на экскурсию. Пусть приедут, посмотрят.

— Любопытно, но как же это организовать, — с сомнением сказал Игорь Вилорович. — Производство, конвейер, а тут вокруг ходят и смотрят.

— Дамы и господа, вы знаете три этапа жизни каждой гениальной идеи, — с разогревающимся воодушевлением сказал Гречин? — Первая: «это безумие», вторая: «что-то в этом есть, но все равно не получится» и третья: «как просто, неужели об этом не знали раньше?». Я думаю, дамы и господа, мы уже переходим от второй стадии к третьей.

— Вообще-то перешли, — улыбнулся Капитан. — В Карачаево-Черкесии такие экскурсии проводились, хотя оказались малоэффективными из-за национальной раздробленности электората. Но здесь этого фактора нет. — Игорь Вилорович, если два раза в день, в каждый из цехов кто-то зайдет на пять, ну десять минут, производство не пострадает. А автобусы пока для агитации не задействованы. Что скажите, Владимир Геннадьевич?

Куклинс встал, подошел к ноутбуку, открыл бюджетный файл.

— Антон, как ваша фамилия? Постников? Я выписываю вам премию, думаю, размер вас не обидит. Пока выдать не могу — Котелков должен утвердить проект. Но идея хорошая, в этом не сомневаюсь, утвердит. Гречин, когда кончишь пить чай и философствовать, набросай проект. Двух часов хватит?

* * *

Не то, чтобы и раньше сотрудники мэрии ходили по коридорам как советский человек по просторам необъятной Родины своей, но теперь они просто, старались прошмыгнуть как мыши. На любом этаже, из любого кабинета мог выскочить Батька, иногда (чудо) без охранника, выскакивавшего следом. «Куда? На обед?! Домой?! Я ночами не сплю, а ты…» Ходили слухи о случаях рукоприкладства, кстати, абсолютно правдивые.

Назаренко не врал, он действительно не спал ночами. Мало того, дела, мало того бессонница, да еще и сны такие — лучше не видеть. Неделю назад ему приснился огромный овод, страшный сибирский овод, гроза лошадей, который сел ему грудь, приготовился впиться. Батька захотел раздавить — рук не поднять, хотел шагнуть и расплющить о стену — ноги не ходят, хотел изловчиться и хотя бы плюнуть — язык замер, слюны во рту нет.

Может и стоило бы списать страшный сон на сушняк после крепкой вечерней попойки, но предутренняя страсть творилась и наяву. Вокруг что-то жужжало, жалило, а руки оказывались короткими.

После истории с регистрацией, он так и не успел разобраться — откуда же взялся чудак, чуть было не попавший в бюллетень под его фамилией. Появилось много других неприятных новостей и здесь слово «чуть» уже не подходило.

Первая заморочка пришла откуда не ждали, откуда и быть не могло: с телевидения. Согласно федеральному закону назначили теледебаты, приготовились к жеребьевке. Мэр отнесся к этому спокойному: еще подумаю, с кем стоит спорить, а с кем я под одну камеру рядом не сяду, однако опять всплыл коварный отставной прокурор, работавший на Савушкина. Опираясь на прецедент выборов в одной из черноземных областей, юрист протащил, через ошарашенное руководство городского канала очень неприятную норму: в случае отказа от дебатов, все отведенное время (час) передавалось в полное распоряжение противной стороне. А тут и жеребьевка состоялась. Выяснилось, что за две с половиной неделе до выборов Батьке придется встретиться в эфире с юродом Валенсой, а на предпоследней недели — с Савушкиным (под конец, к счастью, был глупый, хотя по своему противный, яблочник). Никому из них Батька свой час дарить не собирался.

Стало досаждать и радио, особенно «Наше». Мало того, оно периодически сообщало о встречах Савушкина с электоратом и передавало его лозунг: «Ирхайск — наш город, Савушкин — наш мэр!», так еще и появился весь обидный радиоклип. Он состоял исключительно из батькиных высказываний, сделанных во время недавнего интервью с журналистом из Ленинграда (именно те фрагменты, когда диктофон был выключен). Цитаты, понятные и серьезные во время речи, будучи вырванными из контекста, выглядели совсем не серьезно: «Я люблю людей, как хороший пастух баранов». «А недовольных надо удовлетворять, я этому еще с комсомола учился». «Завод сейчас стоит, но ты, если мужик, должен меня понять: когда надо он поднимется». «Как ты думаешь, я мэр или одноразовый гондон?».