Дом Лилии не отличался роскошью, но был сложен крепко и имел прочную кровлю. Я лежал на подстилке в сухости и тепле и с удовольствием внимал звукам дождя, хлещущего о дверную циновку.

Боль в голове почти унялась, а вот ребра по-прежнему ныли при каждом вздохе. Я почему-то чувствовал спокойствие — словно стены этого странного дома могли защитить меня от всех напастей. Казалось, будто огромный город с его шумом и суматохой оставил меня в покое, выпихнул меня в это тихое местечко, огородив от императора, моего хозяина, Туманного с его сыном и их таинственного союзника, который знал мое полное имя. Даже Сияющий Свет находился далеко отсюда, хотя это был его дом. Я постепенно начал осознавать, что если бы его мать и впрямь хотела убить или навредить мне, то давно бы уже это сделала. Теперь я начал думать, что, наверное, ошибался на ее счет и ее намерения по отношению ко мне не были такими уж дурными.

Моим безмятежным раздумьям пришел конец, когда дверная циновка вдруг отодвинулась и в комнату торопливо вошли двое.

Раздался мужской голос:

— Лилия, я промок до нитки. Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь?

— Ты же знаешь, что всегда можешь рассчитывать на наше гостеприимство, — ласково уверила его она. — У нас есть оленина и индейка, и одежду сухую мы тебе найдем.

Мужчина, похоже, смягчился, и голос его теперь звучал не столь сурово.

— Ладно. Тогда я лучше осмотрю его пока. Поглядим, что там с ребрами. Факела горящего, случайно, не найдется?

Вскоре комнату осветил факел.

Не будь я связан, я бы попробовал удрать. Незнакомец явно был каким-то лекарем, а лекарей, даже хороших, боялись все. Вот и этот коренастый коротышка, чьи движения отличались крайней нервозностью, навис надо мною сейчас, как страшная грозовая туча. При виде узкого длинного ножа, который он откуда-то извлек, у меня сразу пересохло во рту.

— Та-ак… Что тут у нас?..

Я скривился и сморщился еще до того, как он начал разрезать повязку у меня вокруг груди.

— Что, по-прежнему болит?

— Да, — прохрипел я.

— Ну я так и думал. Такие вещи всегда болят сильнее на третий день. Но ты же ведь не станешь принимать снадобье из дохлых ящериц, растворенных в моче?

— На третий день… — Я не верил своим ушам.

— Ну да. Тебя принесли сюда в четвертый день Стервятника. Так ведь, Лилия? А сегодня седьмой день Дождя.

Он распрямился и сунул пальцы в тряпичный мешочек, болтавшийся у него на груди, потом снова склонился надо мной и дунул в сложенные чашей ладони.

Глаза мои, нос и горло чем-то запорошило. Глаза защипало, и они заслезились. Я чихнул.

— Ты что делаешь?! — возмутился я. — Что это такое было?

— Яутли.

— Яутли?! Но ведь его же дают…

— Да, его дают священным жертвам на праздниках Созревания Плодов и Пришествия Богов перед тем, как бросить их заживо в огонь. Разумеется, это яутли. Нам же надо как-то ослабить боль. А теперь веди себя спокойно — я буду взывать к богу.

Его порошок ослабил боль ненамного. Он работал руками, распевая гимн Кецалькоатлю, покровителю всех лекарей и знахарей. Я стиснул зубы, заметив при этом, что, оказывается, потерял их несколько, и извивался на циновке от боли, пальцами буквально разорвав ее края.

Тогда Лилия подошла и нежно, но уверенно сжала мою руку. От удивления я даже не отдернул ее.

— Он идет на поправку, — объявил лекарь. — Я пустил ему кровь, а через денек пусть попарится в горячей баньке с травкой, которую я дам, опухлость с лица спадет. Из дому и со двора пусть не выходит. Я приготовлю для него «змеиное жало», на случай если откроется кашель, на грудь сделаете припарки. А от желудка поставите клизму. — Он посмотрел на меня: — Тебе повезло, что ты выжил. — Он взглянул на дверь: — Идет дождь? Нет? Вот и отлично. А теперь я бы чего-нибудь поел, уж больно голоден!

— Я не понимаю, чем ты недоволен, — возмущалась Лилия. — Ведь я же привела к тебе настоящего лекаря, а не какого-то там колдуна-шарлатана, который стал бы швыряться кукурузными зернами и брехать про твою судьбу.

— Да, но он хоть больно не сделал бы, — огрызнулся я.

— Но уж точно бы и не помог!

От доски меня давно отвязали. В выметенном сухом дворе мне постелили циновку возле самой стены, помогли добраться до нее и уложили. Я наблюдал, как Лилия суетится вокруг меня.

— Да он самый лучший лекарь из всех, что я знаю. Набрался опыта в военных походах…

— Да? И чем он там занимался? Приканчивал раненых?

Она огорченно развела руками:

— И зачем я только забрала тебя домой?! Он же выходил тебя, а ты… ты неблагодарный невежа! Ты обязан ему жизнью!

— Жизнью я обязан тебе, — сказал я. — Только мне непонятно, почему ты спасла меня.

Она о чем-то задумалась, словно пыталась прийти к какому-то решению. Она смотрела куда-то поверх моей головы и рассеянно теребила тесемочку на блузке.

— Лилия, что ты делала на рынке? На поле для мяча ты сидела рядом с сыном Туманного Проворным, но ушла раньше. Я проследовал за ним на рынок, но потерял его из виду, поэтому решил найти или хотя бы разузнать что-нибудь о тебе. Возле вашего семейного товара на меня напал Туманный, а теперь вот выясняется, что ты все же была там. С какой целью? И кем тебе приходятся эти двое, Туманный с Проворным? — Такая долгая речь оказалась для меня слишком утомительной, и последние два слова я произнес с болезненным хрипом.

Последовала долгая тишина, которую нарушил слабый треск лопнувшей тесемки.

— Туманный? — прошептала она. — Что-то я не понимаю. Ты ведь дрался с каким-то жрецом.

— Он вырядился жрецом. Они с Проворным оба были там. И ты была. Но с какой целью?

Я внимательно посмотрел ей в лицо. Она прищурила глаза — уж не знаю, от гнева ли, от беспокойства или от недоумения.

— А тебе нужно знать только это? — невозмутимо спросила она.

— Нет. На самом деле мне интересно совсем другое…

Что я делал сейчас в этом доме — вот что на самом деле занимало меня, но я пока не имел возможности это спросить.

Лилия рассердилась, даже раскраснелась.

— Да как ты смеешь задавать мне подобные вопросы в моем собственном доме?! Да знаешь ли ты, что я для тебя сделала?! Я уговорила стражников не бросать тебя в сточную канаву! Я расплатилась с владельцем товара, который ты испортил. Я отправила к себе домой посыльного за Верным и парой носильщиков, чтобы те забрали тебя. Я ухаживала за тобой трое суток и пригласила лучшего лекаря. И какую благодарность я получаю взамен? Кто ты вообще такой, чтобы соваться в мои дела?! Зачем таскался за мной по пятам, выслеживал?

Она начала расхаживать по двору, потом, догадавшись о чем-то, остановилась, склонилась надо мной и угрожающе прошипела мне в самое лицо: