Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мстислав, — протянул руку приветливый высокопоставленный гвардеец за пару метров до того, как добрался до нас.
— Артем, — столь же лаконично представился я и ответил на крепкое рукопожатие, от которого даже глубинное дыхание Мина сбилось.
Столько было подавляющей мощи в ауре добродушного мужичка, когда-то давно родившегося обычным простолюдином.
— Как ты понимаешь, Артем, государь спешит, — тут же с извиняющейся усмешкой заговорил Мстислав, лишь вскользь глянув не связанное тело Майора, которое гвардеец несомненно опознал и ничуть не удивился, — государь передает тебе благодарность за проявленное мужество и надеется, что ты не останешься в обиде если твой спутник составит нам компанию, раз уж оказался здесь.
Последние слова прозвучали с едва уловимой укорительной угрозой, в которой явно читалось что присутствие на Пражской земле Феликса стало для государя неожиданностью. И, разумеется, получив от Михаила Елецкого усиление, он должен его отработать.
— Разумеется, — понимающе кивнул я, — Феликс жаждет служить.
Удовлетворенно кивнув моим словам, Мстислав перевел свой взгляд на Феликса и в его глазах не было ни капли той бодрой добродушности, с которой он говорил со мной.
В бликующих в лунном свете зеленых глазах Мстислава пылала сокрушающая волю сталь, которую выказывать в адрес молодого аристократа высокопоставленному гвардейцу не позволяло воспитание.
А вот подчиненные, коим для первого телохранителя государя являлся Феликс, это совсем другой разговор.
— Почему не явился в аэропорт? — холодно спросил Мстислав, который был на голову ниже Феликса, но заставил здоровяка неуютно ссутулиться.
И невысказанным осталось «когда почувствовал приближение государя». Но это понял как я, так и Феликс.
— Ловил предателя, — с трудом выдержав тяжелый взгляд ответил Феликс и кивнул на связанную тушу Майора.
— Для этого у княжества есть собственные службы, — скривился Мстислав.
— Тогда княжич Соколов был бы мертв, — убежденно заявил Феликс и во взгляде первого телохранителя императора явственно читалось «а тебе какое до этого дело?».
Но вслух прозвучало иное.
— Составишь отчет по пути, — скомандовал Мстислав и повелительно повел пальцем.
В тот же миг двое джентльменов материализовались из леса и, без лишних слов, швырнули тушу Майора обратно внутрь «Газели», залезли внутрь и захлопнули единственную целую дверцу. Молодой перебрался за руль и, бросив на меня извиняющийся взгляд, Феликс залез внутрь.
Хотя извиняться здоровяку было совершенно не за что. Как ясно дал понять этот короткий разговор, получив усиление, Феликс был обязан тут же отправиться к государю, отбросив все остальные задачи как второстепенные.
Но он пошел за мной и по головке его после этого не погладят, а он ведь и так отстраненный.
Сердце кольнуло всколыхнувшееся чувство вины, которое я усилием воли заменил твердым намерением отплатить Феликсу. Ведь, как оказалось, я ему должен. А долги я привык возвращать.
Нарушая тишину, закряхтел двигатель «Газели» и оставив за собой облако черного дыма, микроавтобус поехал вперед занимать место в конце колонны.
И в это же время последний внедорожник из кортежа отделился и двинул в нашу сторону.
— Прощу прощения за доставленные неудобства, — кивнул вернувший себе добродушную маску Мстислав и повел рукой, — не переживай, тебя доставят прямиком в аэропорт под гарантии безопасности от государя, — добавил Мстислав, намекая что прекрасно знает о том, что именно со мной произошло.
Впрочем, это можно было понять по отсутствию удивления и абсолютным пренебрежением связанным Майором царской армии, с которым обращались как с куском мяса.
Коим, по сути, и являлись предатели.
Тем легче для Феликса, но меня это уже мало касается. Помочь здоровяку до его возвращения в столицу я не смогу, перечить государю не имею права, а виды Пражского княжества меня уже порядком задолбали.
— Не смею сомневаться, — покорно кивнул я и поблагодарив Мстислава, забрался внутрь комфортабельного салона имперского внедорожника и уснул на мягком, словно облако, заднем сидении спустя секунду после того, как мы тронулись.
Глава 24
Мне снились облака. Перламутровые, серые, сизые, алые… в мирах Веера облака имели тысячи форм и оттенков, но я любил все. Тяжелые и легкие, большие и маленькие, дождливые и кислотные, завораживающие и опасные.
И сейчас мне снились они все. Включая местные, земные. Воздушные и исключительно умиротворяющие. Они сливались в один калейдоскоп и подкреплялись нескончаемым чувством невесомости… невесомости и свободы…
— Артем… — настойчиво донеслось откуда-то сбоку, но я отмахнулся от раздражающего звука, концентрируясь на приятном шуме работающей турбины самолета, дарующей пусть и ограниченно-искусственное, но чувство полета.
Небо было так близко.
На расстоянии вытянутой руки.
И если не открывать глаза и не вслушиваться, можно даже забыть о том, что ты находишься в металлической замкнутой коробке и такая желанная свобода все также далеко…
— Эх, — разочарованно вздохнул я и с усилием открыл глаза.
Организм уже успел вдоволь отдохнуть и восстановиться, а приятное наваждение, называемое местными «сон» безжалостно пало под мощью логики пробудившегося сознания.
— Наконец-то! — недовольно воскликнул все тот же раздражающий голос, и в правое плечо прилетел болезненный тычок, окончательно вырвавший меня из царства морфея, — мы уже начали снижаться! — с укоризной ткнули меня в бок еще раз.
Поморщившись от яркого света и вновь стратегически разлепив один глаз, я узнал знакомые очертания столичного пригорода и безо всякого энтузиазма покосился на хмурую блондинку в соседнем кресле.
— Тридцать минут не могла потерпеть? — укоризненно выдохнул я.
— Тогда бы мы уже приземлились и было поздно! — убежденно фыркнула Анна Зверева и ткнула острым накрашенным ногтем указательного пальца в имперский герб, намалеванный на спинку впередистоящего кресла, — а такие борта всегда встречают по-особенному, даже если они летят пустые!
— И? — вопросительно наклонил я голову.
— На земле будет не до разговоров! — зло выпалила Анна Зверева и отчего-то опасливо покосилась назад.
Заинтересовавшись, что могло напугать нашу железную леди я и сам привстал и глянул в конец салона, но там было пусто.
Досадно.
— Так в отсутствии разговоров и суть спокойных полетов, — опускаясь обратно на место заявил я, отчего Анна Зверева нахмурилась еще больше.
Не ударила. Не сожгла кресло. Не начала орать и ругаться.
Нахмурилась.
Вдвойне страннее.
Анна Зверева всегда предпочитала действия любым переживаниям. Говорила так ее гладкая кожа дольше сохраняет свою красоту.
Сейчас же опасность появления ранних морщин
