На две недели хватит, – говорит старший священник.

А больше и не надо, – говорит второй.

Будет плакать все две недели, – говорит он.

Всем блядь журналистам повод… – говорит он.

И нам утешение, – говорит он.

Идет к боковой нише. Становится возле пюпитра (да, я не знаю, как это называется, но ведь и вы тоже, не так ли, так стоило ли выебываться? – В. Л.), и водружает на него ноут-бук. Он – розовый. Крупно – логотип на компьютере (нет, не так, лучше – «на гаджете» – примечание сценариста голосом обозревателя «Афиши»).

«Сони-Вайо».

Священник – молодой, старый в это время крутится вокруг иконы, цокает языком, присматривается, – раскрывает ноут-бук, мы видим заставку на экране. Это актеры Брюс Ли, Ван Дамм и Сильвестр Сталлоне, вернее, их профили, которые выстроены примерно так же, как профили американских президентов, вырубленные в скале. Подпись на румынском языке.

«Пацаны – сила!!! Ебическая…»

Привычно хохотнув, – стандартная реакция обывателя на стандартную и им же придуманную шутку– молодой священник присоединяет к гаджету (да, теперь все верно, – примечание сценариста голосом все того же обозревателя «Афиши») шнур, скачивает с видеокамеры снятые слезы иконы. Возится. Мы видим логотип «Ютуба», благодаря которому каждое говно в современном говенном мире может получить свои говенные 5 минут своей говенной славы. Мы видим название ролика.

«Икона плачет!!!»

Другие названия.

«Пидарасы хотят захватить мир. Богородица плачет». «Слезы Матушки – жиды лоббируют пидарасов», «Жиды и пидарасы!!! Богородица плачет». «Кощунство в Молдавии, парад пидарасов!!! Икона против!». «Богородица Дева горюй, пидарасы атакуют». Мы видим, что к тому моменту, когда священник скидывает уже десятый ролик, возле первого появляется красная надпись.

«1675 человек любят ваш ролик».

Ниже – зеленая.

«123 не любят ваш ролик».

Пидарасы, – шепчет молодой священник.

Да нет, – говорит, не оборачиваясь, священник постарше.

Если кто не лайкает, тоже польза, – говорит он.

Срач начинается, – говорит он.

А в маркетинге главное, внимание, – говорит он.

Как сказать, – говорит молодой, открывая попутно «окно» с порнографическими фотографиями.

Вот к примеру, «Кока-кола» тратит в год 1 млрд USD, – говорит он (причем так и произносит «млрд юэсдэ»).

А профиту блядь 1 млрд USD 200 тысяч, – говорит он.

Маркетинг, сука, как змея Мебиуса, – говорит он.

Лента, – говорит старший священник, поправляя колечко на иконе.

По хуй, – говорит младший священник.

Так или иначе, – говорит он.

А маркетинг сука начинает жрать сам себя, – говорит он.

Примечание сценариста: слово «маркетинг» произносят оба правильно, с ударением на первую «а», видно, что люди образованные, при Понятиях (настоящих, а не ерундовых, блатных).

Да, есть блядь доля истины в этом, – говорит старший священник.

Чтобы отбить, надо вложиться, – говорит он задумчиво.

А вложить-то все больше и больше, – говорит он.

Оба выглядят по-настоящему озабоченными, видно, что тема их Волнует. Порыв ветра распахивает двери, свечи гаснут. Во всей церкви светится лишь экран ноут-бука. Мы видим за порогом какие-то неясные фигуры, что-то туманное, с намеком на угрозу для слабонервного современного человека, но не представителя церковной конфессии. Старший священник спокойно подходит к воротам, мы видим, что тени – нищие, безногие, безрукие, изъеденные язвами калеки, мы чувствуем буквально запах мочи и немытых тел, они шевелятся, как колорадские жуки, перед тем, как тех начнут давить… Еще это похоже на лежбище морских млекопитающих – котиком или моржей – и неясный шум Луны лишь усиливает замеченное нами сходство.

Мы видим чью-то культю крупным планом…

Лицо старшего священника. Оно ничего не выражает. Священник говорит:

Матренка, а, Матренка, – говорит он.

Над полуспящими нищими, которые копошатся во сне и прижимаются друг к другу, чтобы согреться, приподнимается нищенка лет 50, а может и 70– но может и 30, – ведь спившиеся бомжи одинаковы. На ней спортивные штаны и халат, она освещена Луной, мы видим, что у нее нет глаз. Пустые глазницы. Нищенка слегка дрожит.

Матренушка, а матушка-то заплакала, – говорит поп.

Нищенка умильно мычит. Священник слегка касается ее плеча, и берет за руку, стараясь не брать за открытый участок кожи. Ведет за собой. Младший священник в это время скачивает какой-то фильм. Крупно – экран. «Три дня в Париже». Это романтическая комедия Вуди Аллена (и нужно быть Вупи Голдберг, с которой он спал, чтобы Вам нравился этот режиссер). Мы видим умильное лицо молодого священника.

Танюшке понравится, – шепчет он.

Старший священник доводит нищенку до иконы. Пальцы бродяжки на лике. Капли елея. Матренушка ощупывает лик так, как если бы была сиротой, которая потеряла надежду найти родителей, а те возьми, да и появись (программа «Найди меня», вместе с вами плачут актер Кваша и дочь писателя Шукшина, Мария – В. Л.). Она мычит, мы можем разобрать слова.

Маааушка, мауушка, – мычит она.

Крестится, падает на колени. Старший священник улыбается. Младший говорит:

Матренушка, помолишься? – говорит он.

За нас, грешных… – говорит он.

Нищенка мычит, распростершись на полу. Младший священник закрывает ноут-бук, вынимает шнур, складывает все в сумку для переноски гаджета (да-да). Уходят со старшим, не оглядываясь, запирают дверь, идет к машинам, – у каждого своя, – переступая через нищих. Садятся, уезжают, мигнув фарами.

Мы видим силуэт церкви, это храм на горе над Кишиневом, который мы видели в начале фильма. Несмотря на плохое освещение города, силуэт храма все-таки различим. Потом Луну закрывает облако и мы ничего не видим. Абсолютная темнота. Снова лунный свет. Мы уже в церкви, и мы видим икону. Мы слышим тяжелое дыхание и всхлипывания нищенки. Постепенно они становятся все громче, громче… При этом мы видим теперь только нищенку – и она не содрогается, как бывает, когда человек очень громко плачет. Но звук рыданий – ужасающий, как плачет несправедливо обиженный ребенок, – становится оглушительным.

Камера поднимается от нищенки к лику.