— Как он? — спросила она.

— Выкарабкается. Это зелье, — и он похлопал по горлышку бутылки в кармане пальто, — наверное, помогло.

— И тебе помогает?

— Ещё как. Давай уйдем отсюда.

— Эй, Карни!

Карни обернулся. Его окликнул Джеймс «Мак» Даффи, сержант уголовного отдела полиции Некрополиса. Он холодно улыбался.

— Чем могу помочь, сержант?

— Не хочешь взглянуть на свое будущее?

— Хочу. А что там у вас?

— У нас тут Дюк Холланд. Должен я тебе говорить, что кто-то до него добрался?

— Я думал, он умер.

— Он на пути в ад уже часов пять. Я подумал, ты захочешь с ним проститься. В конце концов, он твой коллега.

— Веди.

Даффи повел его через фойе. Полицейский впустил их в небольшую приемную и закрыл дверь. Велма осталась в коридоре.

В комнате было ещё двое полицейских, а также служащий в штатском, который стенографировал в блокноте. Холланд лежал на каталке, его пробитая пулями грудь ничем не была прикрыта. Карни не поверил своим глазам: как можно с таким ранением остаться в живых? Но Дюк был жив и безостановочно говорил едва слышным голосом. Стенографист, кажется, пытался записать каждое слово.

— Он в бреду, — сказал Даффи. — Бормочет вот так уже несколько часов.

— Что, безнадежно? — спросил Карни.

— Врачи говорят — это лишь дело времени.

— Они сами об этом догадались?

— Им консультанты не нужны, — фыркнул Даффи.

Карни невесело рассмеялся.

— А зачем стенографист?

— Записывает показания.

Карни кивнул.

— Можно с ним поговорить?

— Попробуй. Но у тебя ничего не получится.

Они подошли к каталке. Холланд в беспамятстве мотал головой. На губах у него запеклась кровь. Взгляд был тусклый — он уже видел то, что скрыто от живых. Умирающий все бормотал, слова сливались в неразборчивый поток.

Карни подошел поближе и наклонился над лежащим, приблизив ухо к его груди.

— Знаешь ты или не знаешь, я тебе не говорил или не мог, но у каждой шутки есть прибаутки, вот оно что и вот она что. Смотри, смотри, сгущается тьма! И мой холодный чер обратился в пепел. Филер? Филу! Какое, милые, у нас? Поздно уж скоро. Бесконечно бросить взгляд и никто не видел Уотерхаус препятствие. Они разорвали его, я слышал, они вздыхали. Когда его снова соберут? О, спина моя, спина! Я бы откинул копыта, но без боли. Пинг-понг. Панг! Соберите одежки! Выжмите росу! Годавари, обрати их! Обещай им свою защиту! Амен. Мы сюда их нынче пустим? О да. Выкладывай свои карты, а я выложу свои…

Карни выпрямился и, пятясь, отошел.

— Такой важный был, — со скрытым удовлетворением произнес Даффи. — И посмотри на него теперь!

— Не радуйся так явно, Джеймс. Даффи открыл для него дверь.

Велма развлекалась легким флиртом с охранником, стоявшим у двери. Она увидела Карни и завершила разговор милой улыбкой и ощупыванием бицепса парня, который при этом плотоядно ухмылялся.

Карни взял её под руку и вывел в зал; правда, скорее она его вела, потому что он качался, как плохо закрепленное колесо.

— Как он? — спросила Велма.

— Неплохо для такого неотесанного дурня, — ответил Карни.

«Леланд», пробитый пулями, все же оставался на ходу. Карни свернул на восток, к реке. Пробоина в заднем стекле сводила на нет всю работу обогревателя, но теплый ветерок все же немного согрел их. Карни, ведя машину, не выпускал из руки бутылку и поминутно к ней прикладывался.

— Мы разобьемся, если ты не прекратишь, — сказала ему Велма.

— Может быть.

— А мне предложить? Слабо?

— Велма, детка, это очень крепкая штука.

— Сойдет. Я любое спиртное пью.

Она взяла бутылку, глотнула и, закашлявшись, забрызгала все ветровое стекло. Карни засмеялся и забрал у неё бутылку.

— Что… что это?

— Немного святорастворителя, сладкий скипидар, маньякский перец, Ньютоново глазное яблоко, денатурированный спирт — в общем, всего понемножку.

— Это же ужасно.

— Ну да, ну да.

Велма громко выдохнула, изо рта у неё вырвался пар.

— Из какой лохани его наливали? Это не выпивка, а отрава.

— Да, женщина, это правда, о прекрасная Гиппокрена с пузырьками изо рта. — Он рыгнул. — Извиняюсь.

— Да ты напился, — засмеялась она.

— Да, мэм. Карл у Клары украл ликеры. Зато я обрел дух!

— Ты совсем пьяный. Ты в госпитале таким не был.

— Я там притворялся. Но это от трезвого заклинания. Выпрямительного заклинания. А сейчас все прошло. И я снова пьян.

— Ты говоришь как тот чудаковатый старикан.

— Он — человек, имеющий силу. Какую силу? Силу…

Ему пришлось резко свернуть, чтобы въехать на мост. «Леланд» резко мотнуло.

— Эй, осторожнее! — сказала Велма. — Ну, ты даешь!

— Спокойной ночи, спокойной ночи, Айрин. Ты мне приснишься…

— Осторожнее. Тебя все ещё ищут.

— Меня ищут здесь и там, демоны ищут меня повсюду.

— Они хотят с тобой разобраться.

— Я в раю, или в аду, или в полном дерьме?

— Да ты не пьяный. Ты полоумный.

— Полоумный, полулунный. Больше они меня не тронут. Они знают, что я еду в гости.

Зачем трудиться? Если махатма не идет к горе, гора летит на луну, а сито скачет по полям.

— Я замерзла, — пожаловалась Велма.

— Не беспокойся, лето скоро наступит. И прямо на ногу. Как согреть тебя, детка?

— Поменьше разговоров, побольше дела! Ты один ко мне не пристаешь.

— А надо?

— Ты же мужик, а не рыба холодная.

— О, опять! Все ублюдки пристают? Значит, я простецкий простофиля. Или большой му… чудак. Бо-о-льшой чу-удак…

— Мужики думают только об одном.

— Ну да, все монисты. Я тоже из таких, только я фекальный монист. Знаешь, что это такое?

— Ну-ну.

— Это философская позиция, что все кругом — дерьмо.

— Это правильно. Но для птичек.

— Думал, ты никогда об этом не вспомнишь. Хорошо. Сейчас буду приставать.

Они ехали по мосту. Он свернул направо и стукнулся колесом о поребрик, тормознул, стукнулся ещё раз и остановил машину. Включил ручной тормоз и заглушил двигатель.