Я чувствовала себя законченной стервой.

Попыталась извиниться, но поняла, что и рта не могу раскрыть.

Мы ехали в полном молчании. Куда именно ― я не знала, и спрашивать не осмеливалась. Разве того, чего я за сегодня натворила, было не достаточно?

Только когда мы остановились, я узнала место, мельком выглянув в окно.

— Если хочешь, могу отвезти тебя в гостиницу, ― услышала, но не решилась повернуться. ― И… у меня есть комната, если решишь остаться.

Наверное, в любой другой ситуации, я выбрала бы гостиницу, но сейчас, отчетливо понимая, что Дарену как можно быстрее необходима горячая ванна, чай и травы, кивнула.

— Я была бы благодарна за комнату.

Пока мы поднимались на лифте, не сводила с Дарена глаз: пыталась считать каждую эмоцию, мелькающую на его лице. Пыталась понять теперь уже не его настроение, нет ― его самочувствие.

Мне было важно знать, что он в порядке. Я хотела быть уверена, что его глупая самоотверженность не закончится бедой. Но боялась, что моей надежды окажется мало.

— Пойдем, ― моргнула, понимая, что мы уже в квартире, ― я покажу тебе комнату.

Мы дошли до конца коридора, а затем поднялись по лестнице.

Я уже видела эту часть этажа: мягкая белая мебель, большой рояль, журнальный столик, вазы с экзотическими растениями и большая настенная картина.

А вот в другую его часть попала впервые.

Мебель здесь была преимущественного черного, агрессивного цвета. Я заметила низкий ступенчатый столик, огромный книжный стеллаж, тумбу и несколько фигурных статуй. Он повел меня к очередной лестнице, которая, по всей видимости, вела в спальню.

Еще не до конца поднявшись, я уже ощутила, как от открывающегося вида перехватывает дыхание. Панорамные окна располагались во все три стены, а когда Дарен включил ночник, посередине комнаты предстала огромная кровать, «лежащая» на подъеме. Здесь пахло его парфюмом и лимоном от свечи на прикроватной тумбе. В воздухе витало особое настроение, а властность и характер ощущались с первых же секунд.

— Это ведь твоя комната? ― вопрос не требовал ответа. ― Поэтому ты…

— Я посплю на диване, ― сказал он прежде, чем дослушал продолжение.

— На диване? ― переспросила, стараясь не выдать своего беспокойства. ― Но…

— Предлагаешь мне лечь с тобой?

Конечно, я прекрасно знала, что это лишь одна из его стандартных фразочек, которыми он бросался лишь для того, чтобы отпугнуть меня. Держать от себя на расстоянии. Но на какое―то короткое мгновение мне стало интересно, как бы он повел себя, если бы я сказала «да».

— Ванная там, ― продолжал Дарен, кивая на дверь за моей спиной. ― Халат и полотенца чистые. Ты можешь освежиться, а я постараюсь найти что―нибудь, во что ты смогла бы переодеться.

— А ты? ― развернулась, заставляя Дарена помедлить у верхней ступеньки.

— Внизу есть ещё одна, ― стоя ко мне спиной, ответил он. ― Я схожу туда.

Я рта раскрыть не успела, он практически пулей сбежал вниз по лестнице.

Всё еще не переставая нервничать за его здоровье, сняла с себя сумку и решила, что быстро схожу в душ, а затем обязательно справлюсь о его самочувствии.

Да, именно так.

Ванная комната ничуть не уступала как этой чудесной комнате, так и всему дому в совокупности. Необъятная ванная, отделанная черным и белым мрамором, огромные зеркала, необычайной красоты люстра, разрисованная вручную напольная плитка ― от всего этого у меня не находилось слов.

А я уже говорила про необъятную ванную? Чертовски необъятную! Казалось, что в ней с легкостью уместится человек пять, не меньше! Ну ладно, с пятью я, пожалуй, слегка перегнула. Или даже не слегка…

— Не важно, Эбби, ― притормозила себя, ― просто прими этот душ.

На это мне понадобилась чуть более десяти минут, ― половину этого времени я благополучно пыталась разобраться с множественными краниками и ручками, но, в конце концов, справилась. Просушивая волосы полотенцем, вышла из ванной, почти тут же замечая на кровати одежду.

Видимо, Дарен действительно что―то для меня нашел.

Это оказались черные полуспортивные штаны и белая майка ― всё определенно женское и явно не из магазинчика за углом, в котором я одевалась. Уже по одной только ткани было понятно, что стоили они, как моя месячная зарплата. Если не больше.

Оделась довольно быстро, удивляясь, как всё село точно по размеру.

Пока спускалась, старалась не думать о том, кто носил эту одежду до меня.

— И у него ты тоже не станешь этого спрашивать, ― пробормотала. ― Это не твоё дело. Просто скажи спасибо и всё…

— Голодна? ― донеслось откуда―то из―за угла.

Откуда он знал, что я спустилась?

— Немного, ― крикнула в ответ.

Стараясь понять, откуда исходил голос, не заметила, как завернула на кухню.

Черт. Её описать у меня бы точно слов не нашлось.

— Ты не вегетарианка? ― уже тише спросил Дарен, видимо, почувствовав, что я здесь. Он стоял спиной, одетый в серую футболку и штаны и, кажется, что―то шинковал.

— Нет, скорее всеядная, ― тихо ответила, не сдержав улыбки и осторожно делая к нему шаг. ― Спасибо за одежду, ― ответа не последовало, но это совсем меня не удивило. Всё, молодец, поблагодарила, теперь замолчи и сядь за стол. ― Чья она?

Блин. Всё―таки спросила.

Дарен помедлил, но все же ответил:

— Моей сестры. ― не знаю, действительно ли в этот момент испытала облегчение, но в том, что выдохнула, не было никаких сомнений.

— Вы очень дружны, верно? ― его спина напряглась, и я обеспокоенно закусила губу. Ну хотела же замолчать, глупая, и в кого ты такая несдержанная?! ― Как ты себя чувствуешь? ― решила перевести тему на более безопасную. ― То есть… тебе ведь уже не холодно? Я хотела сказать…

— Послушай, ― он резко развернулся. От взгляда его ледяных глаз я застыла, ― я уже сто раз повторял тебе, что не собираюсь отвечать на твои дурацкие вопросы. А ты знаешь, что я не люблю, когда меня вынуждают повторять. Мы не стали друзьями, ― зло бросил он, ― а то, что произошло между нами ― не имеет абсолютно никакого значения. Да, я одолжил тебе свою рубашку. Да, не позволил окончательно окоченеть. Не бросил на произвол судьбы и привез к себе, потому что иначе ты спала бы на улице или в каком―нибудь грязном, паршивом мотеле, потому что вряд ли у тебя с собой много налички. ― он говорил это так быстро и с такой яростью, что я даже задрожала. ― И я сделал это вовсе не потому, что во мне много доброты