Какое-то время Чурило колебался с принятием решения, хотя он предложил купцу хорошую цену за место в лодье и выразительно тряхнул перед ним кожаным мешочком, из которого послышался звон серебряных монет. Но купец хорошо знал, что не стоит пускать волка ночевать вместе с овцами в одной кошаре. Кто знает, что у него на уме? А ну как это лазутчик из ватаги ушкуйников[72], которые озорничали в основном по рекам, но уже начали поглядывать и на Варяжское море.

Тут купец оторвался от созерцания одежды молодого человека, посмотрел на его длинные волосы, завязанные на темени в узел и перехваченные кожаной лентой, – и обомлел. Перед ним стоял оборотень! Как Чуриле этого не знать, если у него в роду были волкодлаки, да и ему ведунья нагадала судьбу перевертыша. Но спасибо посаднику Добрыне, который обратил в новую, ромейскую веру жителей Хольмгарда – Нового Города. Иногда приходилось Добрыне крестить неразумных людишек даже огнем и мечом, когда восстали волхвы во главе со жрецом Богомилом, которого прозвали Соловей. А как без этого, народ темный… Зато после крещения Чурило и думать забыл о мрачных пророчествах старой карги, успокоился душой.

Купец понял, что отказать молодому человеку невозможно. Горе тому, кто попытается стать поперек дороги волкодлаку. Тут и новая вера не поможет. Не все новгородцы смирились с насилием и стали носить крест, старые боги все еще имели большую силу, поэтому стоит ли с ними ссориться? Так Морав-Хорт попал на лодью купца Чурилы. Она была гораздо вместительнее и больше по размерам, нежели воинские корабли, но при этом шла ходко и могла быстро менять курс.

Теперь Морав мог с полным правом носить тайное имя Хорт. Собственно говоря, мысленно он так себя и называл. Морав начал постепенно таять в тумане прожитых лет, исчезать, как утренняя роса, постепенно уходил вместе с отрочеством в небытие. Ему предстояло учиться в тверди хоробрых еще год, но после того, как он наравне сражался с хёвдингом Редвальдом и ярлом Торгардом, делать ему там стало нечего. Познания Хорта в целительстве и волшбе, приобретенные им благодаря учебе у Рогволда, были настолько обширны, что наставники волкодлаков не могли дать ему больше того, что он умел и знал. За исключением военного дела, но и здесь он был на высоте.

В нем вдруг проснулось Нечто, о котором он не имел понятия до того, как попал в твердь хоробрых. Морав-Хорт знал о своей Силе, но она приходила ему на помощь редко, лишь в моменты большого душевного подъема, пробиваясь, как родниковый ключ сквозь затвердевшую земляную корку. А тут некая неведомая мощь, разбуженная наставниками, неожиданно вошла в его плоть и кровь, и юноша боялся даже мысленно измерить ее пределы и возможности.

Он сидел на корме и вспоминал. С Редвальдом он дрался, применяя волшбу. Собственно, как и хёвдинг. Так они договорились. И Морав знал причину несколько странного решения Редвальда: наверное, он почувствовал, что в обычном бою ему не победить молодого гридя, что могло сказаться на его престиже. Но хёвдингу и волшба не помогла. В Хорта словно вселился сам Велес. Оба сражались на пределе своих возможностей, нередко уходя на границу Нави, и звон их мечей, казалось, достигал даже Ирия. Возле ристалище собрались все насельники тверди – все до единого. Такой бой пропустить было просто невозможно.

Морав-Хорт дрался исступленно; временами он стелился по земле, как трава-вьюнок, а иногда взмывал высоко в воздух и наносил такой мощный удар, что раскалывал щит соперника, и Редвальду приходилось несколько раз брать новый. Зато Хорт, совсем разгорячившись, и вовсе отбросил щит в сторону, чтобы он не мешал свободе движений. Морав не берег силы, потому как откуда-то точно знал, что бой продлится недолго.

Так оно и вышло – Редвальд в конечном итоге сдался. Не зря Рогволд много раз говорил своему ученику, что тот обладает бесценным даром предвидения, который нужно развивать, но Морав обычно отмахивался – пустое; он не собирается быть ведуном. Хёвдинг пропустил несколько ударов, которые могли считаться легкими ранениями, не будь на поединщиках прочных стальных панцирей, и понял, что еще немного – и Морав сделает очередной выпад, который окажется последним, решающим. Поэтому после очередного своего провала, Редвальд отсалютовал юному гридю мечом, тем самым прекратив бой, и милостиво похлопал его по плечу: мол, неплохо дерешься.

Зрители устроили веселый гвалт – уж они-то собаку съели в поединках и видели, что хёвдинг сплоховал, как это ни удивительно, – лишь Торгард нахмурился и неторопливо удалился, задумчиво покусывая длинный ус. Теперь у него не было иного выбора, как самому сразиться с юным гридем, который оказался чересчур крепким орешком.

Бой с Торгардом был совсем другим. Ярл строго-настрого приказал Мораву-Хорту забыть про боевую магию и сражаться как сражаются обычные воины. Видимо, он сообразил, что юнец в волшбе превосходит Редвальда, поэтому хёвдинг и прекратил поединок раньше времени. Торгард надеялся на свой богатый боевой опыт и великолепную выучку, которая приходит только с годами. Шрамы на его теле были как следы от удара вицей, которой наставник наказывал нерадивого ученика, и напоминали Торгарду, где, когда и как он сплоховал.

Мораву пришлось очень туго. Он долго подлаживался под ярла, пытаясь определить, куда тот нацелился, но разгадать маневры Торгарда было трудно, а бил он как молния – неуловимо быстро, разяще. Только потрясающая реакция и гибкое тело до поры до времени спасали юношу. Они долго топтались почти на месте, пожирая друг друга взглядами, и огромное напряжение, сгустившееся над ристалищем, как грозовая туча, заставило умолкнуть даже самых болтливых гридей. Все смотрели на потрясающий воображение поединок, открыв рты – от изумления, восхищения и невольного страха. Казалось, что еще немного – и раздастся рев Велеса, который явится в образе медведя, чтобы лично присутствовать на столь замечательном зрелище.

И в какой-то неуловимый момент Морава-Хорта прорвало. Ему показалось, что его грудь раскрылась, порвав панцирь, и на свободу вырвалось Нечто – страшное, кровожадное, беспощадное и стремительное, как сам бог войны и грома Перун. Морав вдруг почувствовал огромное облегчение, словно сбросил с плеч тяжелые железные цепи. Его движения стали мягкими, вкрадчивыми, как у рыси, а удары приобрели потрясающую воображение точность и силу. Хорт, угнездившийся в его голове, с легким презрением наблюдал за Торгардом; он был уверен, что при надобности может убить его в любой момент.

Ярл и впрямь был чересчур опытным бойцом, чтобы не заметить разительной перемены в юноше. Он пристально заглянул ему в глаза – и все понял. Понял – и похолодел. В его длинной жизни волкодлака и воина он лишь раз встречался с человеком, который смотрел на него так, как юный гридь. Этот человек-зверь наворотил возле себя кучу трупов, и главное, со стороны создавалось впечатление, будто он не сражается, а косит траву, как пахарь – неторопливо и размеренно, укладывая ее ровными валками. Тогда Торгарда спасло лишь то, что прибежали на подмогу дружинники посадника из Хольмгарда, и он затерялся в толпе, как гриб-опенок, растущий на поваленной бурей лесине среди множества себе подобных.