—Думаешь? — Голос Гейджа был холоден и спокоен. — Полагаешь, нас с тобой что-то связывает? Кажется, мы уже во всем разобрались. Мы спим друг с другом. Больше ничего. Если ты хочешь большего...

—Самодовольный придурок. Речь о жизни и смерти, а ты волнуешься, что я могу подцепить тебя на крючок? Поверь, за пределами спальни я бы на тебя не поставила.

В его глазах что-то блеснуло. Возможно, обида или вызов.

—Понятно, сестренка. Я знаю таких, как ты...

—Ты не можешь знать...

—Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Считаешь себя чертовски умной, и поэтому все должны плясать под твою дудку. Я никому не подчиняюсь. Думаешь, когда все закончится, ты сама решишь, удерживать меня на крючке или отпустить. Красота, мозги, стиль — какой мужчина устоит против этого? Вот он перед тобой.

—И что? — Тон ее стал ледяным. — Наши упражнения в постели прошлой ночью — ты это называешь «устоять»?

—Я называю это по-другому: трахать женщину, которая хочет и может.

Щеки Сибил побледнели, и она гордо вскинула голову.

—В таком случае можешь считать, что я не хочу и не могу, и трахайся в другом месте.

—Да пожалуйста! Мне все это надоело. Битва, город, ты. Все.

Пальцы Сибил сжались в кулаки.

—Мне плевать на твой эгоизм и твою глупость. Но пока дело не сделано, я не позволю рисковать всем, чего мы добились!

—Добились, твою мать. С тех пор как сюда явилась ты со своими подружками, мы утонули в таблицах, графиках, исследовании нашего эмоционального порога и прочей хрени.

—До нашего появления ты со своими тупыми братцами двадцать лет ходил вокруг да около.

Гейдж облокотился о перила.

—Ты не видела ни одной Седмицы. Не представляешь, как это бывает. Все, что ты до сих пор видела, — пустяки, детские шалости по сравнению с тем, что нас ждет. Посмотришь, как парень выпускает себе кишки, или попытайся остановить девочку, которая зажигает спичку, облив бензином себя и маленького братишку. А потом можешь объяснять мне, что я могу сделать, а чего не могу. Думаешь, если видела, как твой старик пускает пулю в голову, то уже стала крупным специалистом. Это было быстро и безболезненно, а ты сама легко отделалась.

—Сукин сын.

—Заткнись. — Его слова напоминали пощечины, быстрые и безжалостные. — Если Твисса не уничтожить до следующей Седмицы, тебе придется иметь дело кое с чем пострашнее, чем отец, снесший себе полголовы.

Сибил размахнулась и ударила. Голова Гейджа дернулась, в ушах зазвенело, и он перехватил ее руку, предупреждая следующий удар.

—Хочешь поговорить об отцах, Гейдж? В том числе о твоем?

Он не успел ответить, потому что из дома выбежала Куин.

—Перестаньте! Перестаньте! Перестаньте!

—Иди в дом, — приказала Сибил. — Это не твое дело.

—Черта с два! Что с вами? С обоими?

—Полегче, Гейдж. — В двери появился Кэл. За ним Фокс и Лейла. — Полегче. Пошли в дом, поговорим.

—Отстань.

—Ладно, ладно. Это не лучший способ «завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»[8]. — Фокс положил руку на плечо Гейджа. Нужно перевести дух и...

Гейдж резко сбросил его руку, и Фокс попятился.

—Это и тебя касается, мистер Мир и Любовь.

—Хочешь иметь дело со мной?

—Господи! — Лейла в ужасе схватилась за голову. — Перестань! Если Гейдж идиот, тебе не обязательно быть таким же.

—Значит, это я идиот? — Фокс повернулся к Лейле. — Он набросился на Сибил, а я идиот.

—Я не называла тебя идиотом. Я сказала, что ты не должен быть идиотом. Но, похоже, ошиблась.

—Хватит на меня нападать. Не я затеял все это безумие.

—Мне плевать, кто это затеял. — Кэл поднял руки. — Но вы немедленно прекратите.

—Кто-то вручил тебе золотую звезду и назначил начальником? — спросил Гейдж. — Не указывай мне, что делать. Мы бы не вляпались в это дерьмо, если бы не твой дурацкий ритуал кровного братства и долбаный бойскаутский нож.

Дальше началось нечто невообразимое: крики и взаимные обвинения сплелись в тесный клубок гнева, ненависти и боли. Слова мелькали, будто безжалостные кулаки, и никто не обращал внимания на темнеющее небо и раскаты грома, звучавшие все громче.

—Перестаньте! Прекратите! — Пронзительный голос Сибил словно вспорол воздух, и наступила звенящая тишина. — Разве вы не видите, что ему наплевать на мысли и чувства остальных? Он думает только о себе, и, возможно, так было всегда. Если хочет идти своим путем — скатертью дорога. Лично я с этим покончила. — Она посмотрела в глаза Гейджу. — С меня хватит.

Она повернулась и, не оглядываясь, прошла в дом.

—Сиб. Черт. — Куин окинула мужчин долгим взглядом. — Отличная работа. Пойдем, Лейла.

Когда Куин и Лейла удалились вслед за Сибил, Кэл снова повысил голос:

—Кто ты такой, чтобы обвинять меня, черт возьми? Только не тот, кем я тебя считал, — это уж точно. Может, с тобой действительно пора заканчивать.

—Лучше тебе остыть, — выдавил из себя Фокс, когда Кэл ушел. — Подумай немного и остынь, черт возьми, если не хочешь остаться один.

Оставшись один, Гейдж дал волю своему гневу, позволил мыслям бежать по каменистой дороге вины и обиды. Они накинулись на него — все, — потому что у него хватило мужества что-то сделать, потому что он решил, что хватит рассиживаться, чесать задницу и изучать таблицы. Ну и черт с ними. Со всеми.

Он достал из кармана гелиотроп, принялся рассматривать камень. Бессмысленно. Все бессмысленно. Риск, усилия, работа, потраченные годы. Он каждый раз возвращался. Проливал свою кровь. Ради чего?

Гейдж положил гелиотроп на перила, с горечью посмотрел на цветущий сад Кэла. Ради чего? Ради кого? Что дал ему Холлоу? Мертвую мать и пьяницу отца. Жалость или подозрительность достойныхжителей города. Ах да, совсем недавно его оскорбил и заковал в наручники кретин, которому город доверил значок полицейского.

С нее хватит? Вспомнив Сибил, он ухмыльнулся. Нет, это с него хватит. Хоукинс Холлоу может прямиком отправляться в ад — вместе с его обитателями.

Гейдж повернулся и зашагал к дому, чтобы собрать вещи.

Демон наползал из леса, словно миазмы тьмы. Из дома вновь донеслись сердитые голоса, и тьма заколыхалась от удовольствия. Она наползала на зеленую траву, на красивые бутоны цветов, начала принимать форму. Проступили руки и ноги, туловище, голова. Горящие неестественным зеленым цветом глаза приближались к красивому дому с уютной верандой и цветами в сверкающих горшках.

Уши и подбородок, ухмыляющийся рот с острыми зубами. Мальчишка исполнил танец победителя, прыгнул и склонился над камнем. Какой маленький, подумал он. И столько от него неприятностей, столько потерянного времени.