Андрей Иванович Еременко твердо обещал вождю в ближайшие дни разгромить «подлеца Гудериана»:

— Да, враг силен. Очень силен и сильнее, чем мы ожидаем. Но бить его, конечно, можно. Это не так уж сложно. Надо лишь уметь это делать.

Уверенный в себе генерал страшно понравился Сталину. Вождь удовлетворенно сказал:

— Вот человек, который нам нужен в этих сложных условиях.

Но разбить Гудериана Еременко не удалось. 30 сентября Гудериан сам нанес удар по войскам Брянского фронта, который был разрезан на несколько частей.

Ранним утром 2 октября 1941 года главные силы немецкой группы армий «Центр» перешли в наступление. Началась битва за Москву.

Перед началом операции «Тайфун» части вермахта получили возможность хорошо отдохнуть. В журнале боевых действий немецкого 8-го армейского корпуса, наступавшего в районе Вязьмы, говорится: «2 октября в шесть часов утра 8-й корпус начал наступление. После длительного периода оборонительных боев войска испытывают очевидный подъем. После непродолжительной артиллерийской подготовки и короткого ожесточенного боя наши дивизии прорвали вражеские позиции…»

Операция «Тайфун» оказалась полной неожиданностью для Ставки.

Командование, Генеральный штаб, военная разведка плохо представляли себе масштаб немецкой операции. В тот день бюро столичного обкома и горкома партии приняло постановление «Об организации октябрьского социалистического соревнования рабочих, работниц, инженерно-технических работников, служащих и колхозников Москвы и Московской области».

Немецкая авиация нанесла удар по штабам Западного и Резервного фронтов. Затем немецкие танки устремились к Вязьме, хотя в Генштабе Красной армии почему-то ожидали, что группа армий «Центр» будет наступать вдоль Минского шоссе. Немецкие войска нанесли удар севернее и южнее Вязьмы и окружили войска двух фронтов. В районе Брянска главные силы противника наступали значительно южнее города, а командование Брянского фронта сосредоточило свои войска вокруг самого города.

Роковые просчеты…

«Не были выполнены даже первоочередные инженерные работы, — пишет президент Академии военных наук генерал армии Махмут Гареев. — В тридцатых годах идеологи выдвинули лозунг, что траншейная система обороны — пережиток Первой мировой войны. Революционному солдату траншеи не нужны. И он должен был располагаться в одиночном окопе, в отрыве от других бойцов, куда без траншей и ходов сообщения в открытом поле, под обстрелом невозможно было попасть, подать пищу, боеприпасы».

Немецкие танковые группы прорвали советскую оборону с неожиданной легкостью, хотя войска Западного, Резервного и Брянского фронтов месяц стояли в обороне и должны были подготовиться к немецкому наступлению. В обороне войска действовали неудачно и неумело, растрачивая силы на постоянные попытки контрудара, невозможного в тех условиях. Но таков был приказ Ставки.

«Из этого видно, — отмечает генерал Махмут Гареев, — насколько пагубным может быть для войск обстоятельство, когда командиры, приученные действовать только по установкам сверху, боятся ответственности за самостоятельно принятые решения больше, чем противника».

Чему удивляться?

Уровень боевой подготовки перед войной упал. Ухудшилась дисциплина, командиры были растеряны, не могли навести порядок. Самым слабым местом оказалось моральное состояние армии. Репрессии и раскулачивание (а красноармейцы были в основном крестьянскими детьми) подорвали моральный дух Рабоче-крестьянской Красной армии. Видя, с каким подозрением власть относится к офицерам, и рядовые красноармейцы переставали подчиняться своим командирам: кто нами командует? А вдруг они тоже враги народа? Военные потеряли уверенность в себе. Никто не был застрахован от увольнения и ареста. Увеличилось число самоубийств, катастроф и аварий.

В 1940 году создали сорок с лишним новых военных училищ, вдвое увеличили количество слушателей академий — надо было пополнить комплект командиров. Но чистка Красной армии в первую очередь ударила по преподавательскому составу военных учебных заведений, по военной интеллигенции. Репрессировали примерно три тысячи военных преподавателей. Некому стало готовить молодых командиров.

Сталин вовремя не позволил войскам отойти и тем самым окончательно их погубил. Когда наконец к исходу 6 октября пришел запоздалый приказ Ставки, две армии Западного фронта, две армии Резервного фронта, соединения Брянского фронта, в общей сложности полмиллиона красноармейцев, уже попали в окружение западнее Вязьмы и погибли. Это была настоящая трагедия.

Вину, как обычно, Сталин возложил на других. 16 октября особисты арестовали командующего понесшей в непрерывных боях огромные потери 42-й армией (Резервный фронт) генерал-майора Петра Петровича Собенникова. Ему предъявили обвинение в измене родине и участие в контрреволюционной организации…

Нарушилась связь с войсками. В Москве не знали, что происходит на фронте. В эти октябрьские дни в обороне Москвы возникла огромная брешь в пятьсот километров, которую нечем было заполнить. В любой день немецкие войска могли нанести по столице прямой удар. На фронт бросили всех, кого могли найти, — курсантов училищ, милицию, последние резервы. Москву могли прикрыть три дивизии оперативных и внутренних войск НКВД со своей артиллерией и танками и два корпуса противовоздушной обороны.

Прибытие на фронт свежей танковой бригады Катукова, укомплектованной новенькими Т-34, воспринималось как манна небесная. Спустя годы маршал бронетанковых войск Михаил Ефимович Катуков рассказывал (см. «Красная звезда», 15 сентября 2000 года), что в начале октября его 4-я танковая бригада стояла в резерве. В один из октябрьских дней Катуков прилег отдыхать, вдруг посыльный: вызывают в штаб армии.

Дежурный офицер взволнованно сказал:

— Скорее к аппарату ВЧ. Через несколько минут будет звонить товарищ Сталин!

Командира бригады соединили с вождем. Тот приказал грузиться и по железной дороге прибыть на станцию Кубинка, чтобы прикрыть Москву со стороны Минского шоссе.

— Товарищ Сталин, грузить танки на платформы опасно, — возразил Катуков.

— Почему?

— Сейчас темно, машины могут свалиться. А освещать нельзя — вражеские самолеты висят в воздухе. Идти своим ходом и скорее, и надежнее.

Вождь согласился с комбригом.

Если Сталин в октябрьские дни сам звонил всего-навсего командиру бригады и лично отдавал ему приказ, это свидетельствовало о той степени отчаяния, в котором находился вождь. Бригада прошла триста шестьдесят километров, оседлала шоссе и железную дорогу Москва—Минск. В ноябре Катуков был произведен в генерал-майоры танковых войск и получил орден Ленина. Приказом наркома обороны № 337 от 11 ноября его часть переименовали в 1-ю гвардейскую танковую бригаду. Приказ был опубликован, и тогда страна узнала о создании гвардейских частей.

Сейчас нам легко обсуждать действия полководцев, корить их за ошибки и промахи. Но ведь советским полководцам эта наука не легко далась. Командные кадры Красной армии стратегии как науке никогда не учились. Да ее и не преподавали!