Точно так же неясно, кого собственно Прокопий подразумевал под именем Тавроскифов, говоря, что "приморские города Боспор и Херсон лежат за Таврами и Тавроскифами" (О пост. кн. III, гл. 7). В другом месте (О Гот. в кн. IV, гл. 5) Прокопий толкует о том, что равнину около Меотийскаго озера занимают Гунны Кутургуры, что часть ее принадлежит Скифам и Таврам, отчего и называется Таврикой; а затем говорит об известном храме Дианы, в котором была жрицею Ифигения. Вообще обычай византийских историков к своим известиям о Скифских странах примешивать басни древних писателей, поддерживать запутанность и сбивчивость этих известий. Впоследствии византийцы под именем Тавроскифов разумеют преимущественно Руссов; а в упомянутом месте Прокопия это имя может быть отнесено и к Готам Тетракситам, и к Гуннам-Утургурам, которые жили по обеим сторонам Боспора. Собственные же Руссы, без сомнения, скрываются у него между теми "бесчисленными племенами Антов", которые обитали к северу от страны Утургуров. Последнее название, как мы сказали, заключает в себе тот же корень, как Анты и Вятичи; в данном случае этот корень может намекать и на общее происхождение этих народов. Самая борьба с готами и изгнание их из Южной России были общим делом Гуннов и Антов, т. е. Болгар и Руссов; ибо и последние также были некогда соседями Готов. На это совокупное действие против них со стороны Славянских племен, как увидим впоследствии, прямо указывает современник Прокопия Иорнанд.

Несмотря на указанные нами некоторые неточности в сочинениях Прокопия, известия его для нас в высшей степени драгоценны и должны служить исходными пунктами для разрешения тех вопросов, о которых идет речь. Во времена Юстиниана I Гунны, Склавины и Анты почти ежегодными нашествиями опустошали Иллирию, Фракию, Грецию, Херсонес Фракийский и всю страну от Ионийскаго моря до предместьев Константинополя; вследствие истребления и пленения жителей, в этих провинциях можно было видеть "почти скифские пустыни" (Hist. Arcana с. 18). В своей истории о Готской войне Прокопий изображает целый ряд этих нашествий, предпринятых то Склавинами и Антами отдельно, то в соединении с Гуннами Кутургурами. (У Феофана же и других более поздних историков при рассказе об этих войнах вместо Кутургуров Прокопия упоминаются или просто Гунны, или Болгаре.) Юстиниан строит непрерывный ряд укреплений по Дунаю, чтобы защитить империю против неукротимых варваров. Но это не мешало последним переходить реку, когда она замерзала. Однако, благодаря принятым мерам, варвары, обремененные добычею, нередко подвергались поражениям на своем обратном походе из византийских провинций. Их нападения особенно усилились к концу Юстинианова царствования, когда император, по словам одного писателя (Агафия), устарел и когда ослабла его энергия в учреждениях воинских. В это время по отношению к варварам он усвоил себе политику, основанную преимущественно на хитрости и вероломстве, т. е. старался истреблять их, возбуждая между ними раздоры и вооружая их друг против друга. Такая политика была, конечно, плодом его собственной опытности и изворотливости, а не явилась вследствие совета Готов Тетракситов, о котором повествует Прокопий. Юстиниан платил ежегодную дань соседним с империей Кутургурам; но так как этою данью не удерживался от нападений народ, находившийся под властью многих и редко согласных между собой князей, то император старался частыми подарками приобрести дружбу Утургуров. Последние по своей отдаленности были почти безопасны для византийских провинций на Балканском полуострове; но они могли быть полезными союзниками против своих родичей.

В 551 году 12 000 Кутургуров, предводимые князем Хиниалом, с помощью паннонских Гепидов переправились за Дунай и начали производить свои обычные грабежи и разорения. Тогда Юстиниан отправил послов к князьям Утургуров. Посольство упрекало варваров в том, что они, предаваясь праздности, позволяют другим разорять своих союзников Римлян. Оно ловко затронуло жадность варваров, указав на Кутургуров, которые не довольствуются ежегодною денежною данью, а еще грабят римские провинции; причем по своему высокомерию не думают делиться добычею с Утургурами; так что последним нет никакой пользы от этой добычи. Подобные коварные внушения сопровождались, конечно, большими дарами и обещанием еще больших. Утургуры поддались на эти речи, собрали дружину и присоединили к ней еще 2000 своих соседей Готов Тетракситов. Под предводительством князя Сандилха они напали на жилища Кутургуров, разгромили их и увели с собой множество их жен и детей. Этим погромом воспользовались тысячи римских пленников, находившихся в рабстве у Кутургуров, и бежали в отечество,- никем не преследуемые. Между тем сами же Римляне поспешили известить Хиниала о бедствии, постигшем его страну. Это известие также подкреплено было порядочною суммою золота. Тогда Кутургуры поспешили заключить мир с Римлянами и без всякого полона отправились на защиту собственного отечества.

В мирный договор включено и такое условие: те Кутургуры, которые будут не в силах отстоять родную землю, возвратятся в Римские пределы, император даст им землю во Фракии с обязательством защищать ее от вторжения варваров. В силу этого условия действительно часть Кутургуров, побежденная Утургурами, с своими женами и детьми удалилась к Римлянам и получила землю во Фракии. В числе ее предводителей был Синнио, тот самый, который сражался под знаменами Велизария против Вандалов как один из начальников наемных гунно-славянских отрядов. Слух о таком обороте дела привел Сандилха в сильное негодование: мстя за обиду Римлян, он выгнал собственных родичей из их страны; а они после того нашли себе убежище в Римской земле, где пользуются гораздо большими удобствами, чем в прежних жилищах, изобилуя вином, дорогими тканями, золотом, и сверх того имея возможность наслаждаться римскими банями, между тем как Утургуры, несмотря на свои труды и заслуги, продолжают обитать в бесплодных пустынях. В этом смысле утургурские послы изложили свою жалобу императору, впрочем не письменно, а по обычаю варваров изустно; причем речь свою произнесли "как по писанному", замечает Прокопий. Но византийское правительство сумело, конечно, льстивыми увещаниями и богатыми дарами успокоить негодование своих союзников.

Почти то же самое, только еще больших размеров, повторилось спустя лет семь или восемь, о чем подробно повествует продолжатель Прокопия Агафий[71]. (Agathiae hist. L. V.) Это было знаменитое нашествие Кутургуров на Византийскую империю под начальством их князя Забергана в 559 г. Полчища их разделились: одна часть пошла на Грецию, другая на Херсон Фракийский, а сам Заберган с 7000 отборной конницы подступил к Константинополю. Чтобы спасти столицу, император вызвал из уединения престарелого Велизария, и последний с горстью наскоро собранного войска действовал так удачно, что Заберган был принужден отступить. Отряд, посланный на Грецию, воротился, будучи не в состоянии прорваться сквозь Фермопилы. Те, которые осаждали Фракийский Херсонес, также не успели им овладеть. Из подробностей последней осады обратим внимание на одно обстоятельство. Потерпев неудачу с сухого пути, варвары довольно искусно устроили лодки из тростника и на этом легком флоте попытались сделать нападение с моря. Начальник греческого гарнизона Герман вовремя принял свои меры, и попытка неприятелей осталась без успеха. Но она подтверждает, что Кутургуры не были угорское племя, как известно, не способное ни к каким морским предприятиям; эта попытка указывает на понтийских Славян, которые с одинаковою отвагою действовали и на суше, и на море[72].