Пока ряженые изображали пьяную перепалку, Диего прятался под навесом, ожидая своего выхода. Заметив драку, часовые бросились разнимать буянов. Однако моряки продолжали обмениваться тумаками, несмотря на угрозы и обещания посадить их под замок. Неуклюжие пируэты дерущихся были до того уморительны, что часовые не могли сдержать хохот, но пьяные чудесным образом обрели равновесие и атаковали жандармов. Застигнутые врасплох стражники не смогли дать отпор нападавшим. Их оглушили, подхватили под локти и оттащили на соседнюю улицу, к дому с маленькой дверцей на углу. В ответ на троекратный стук дверь слегка приоткрылась, а когда моряки произнесли пароль, из дома вынырнула женщина лет шестидесяти, одетая в черное, и впустила их внутрь. Заговорщики, нагибаясь, чтобы не стукнуться о косяк, втащили своих пленников в угольный подвал. Здесь их и оставили, предварительно раздев, связав и заткнув им рты. Мнимые матросы переоделись в форму часовых и заступили на пост под фонарем. Операция заняла всего несколько минут, но Диего их вполне хватило, чтобы проникнуть в казарму со шпагой в одной руке и пистолетом в другой.

Внутри было безлюдно, тихо, как на кладбище, и почти совсем темно, поскольку в доброй половине ламп закончилось масло. Диего бесшумно, словно призрак, проскользнул в коридор, его присутствие выдавал лишь тусклый блеск клинка. Осторожно открыв дверь, юноша оказался в оружейной, где, по всей видимости, и происходила попойка: на полу вповалку спала, по крайней мере, дюжина жандармов, включая самого лейтенанта. Убедившись, что все они спят достаточно крепко, Зорро заглянул на дно бочонка. Его опустошили до последней капли.

— Ваше здоровье, сеньоры! — рассмеялся молодой человек и, повинуясь дерзкому порыву, нарисовал на стене букву Z тремя росчерками клинка. Он тут же вспомнил предостережение Бернардо о том, что Зорро не должен брать верх над живым человеком, но было поздно.

Диего торопливо собрал ружья и сабли, свалил их в коридоре и отправился осматривать казарму, гася лампы и свечи, которые попадались ему на пути. Тьма всегда была самой верной его союзницей. По дороге юноше попались еще трое солдат, усыпленных снадобьем Белой Совы, а значит, если лейтенант не обманул, в помещении оставались восемь человек, которые могли бодрствовать. Диего рассчитывал найти заключенных, не повстречавшись с жандармами, но ничего не вышло: вскоре за спиной юноши послышались голоса. Просторная комната, в которой он находился, была почти совершенно пустой. Укрыться было негде, а гасить факелы, чтобы укрыться во тьме, некогда: до противоположной стены оставалось не меньше пятнадцати шагов. Оглядевшись по сторонам, Диего убедился, что единственный путь к спасению — широкие потолочные балки, расположенные слишком высоко, чтобы взгромоздиться на них одним прыжком. Юноша убрал шпагу в ножны, заткнул пистолет за пояс, развернул кнут, резким движением вскинул руку, чтобы конец бича обвился вокруг балки, и, затянув петлю, ловко взобрался под потолок, как по канату в цыганском цирке. Оказавшись наверху, он смотал кнут и спокойно растянулся на балке, недостижимый для света факелов. Через мгновение в комнату, оживленно беседуя, вошли двое жандармов, которые, судя по их бодрому виду, не познали на себе действия рокового напитка.

Нужно было во что бы то ни стало помешать им войти в оружейную и обнаружить спящих товарищей. Дождавшись, когда солдаты окажутся прямо под балкой, Диего бросился на них, распахнув плащ, словно крылья огромной черной птицы. Перепуганные жандармы рухнули на пол под ударами кнута, не успев даже выхватить сабли.

— Доброй ночи, сеньоры! — Зорро отвесил поверженным противникам глумливый поклон. — Будьте добры, положите-ка ваши сабли, только осторожненько.

Он погрозил солдатам кнутом и для верности вытащил пистолет. Солдаты беспрекословно повиновались, и Зорро отшвырнул конфискованные сабли в угол.

— Осмелюсь просить вас о помощи, господа. Сдается мне, вам не хочется умирать, да и сам я не расположен проливать кровь. Где бы мне запереть вас, чтобы избежать проблем? — поинтересовался он с издевательской учтивостью.

Солдаты хлопали глазами, силясь понять, что происходит. Это были неотесанные рекруты из крестьян, совсем мальчишки, за свою короткую жизнь повидавшие немало ужасов, пережившие бедствия войны, наголодавшиеся. Разгадывать загадки они были не мастера. Зорро повторил вопрос, сопровождая каждое слово щелчком кнута. Онемевший от страха жандарм указал на входную дверь. Незнакомец в маске велел своим пленникам молиться, ибо, если они его обманули, их ждет смерть. Странная компания гуськом прошла по коридору, впереди пленные, за ними вооруженный тюремщик. В конце коридор раздваивался: справа находилась хлипкая, обшарпанная дверь, слева другая, покрепче, запертая на замок. Зорро велел своим заложникам открыть правую дверь. За ней находился чудовищно грязный нужник с четырьмя зловонными дырами в полу и двумя кадками с водой, освещенный тусклой лампой, вокруг которой роились мухи. Крошечное окошко под потолком было забрано решеткой.

— Превосходно! Жаль только, пахнет здесь отнюдь не гардениями. Надеюсь, в будущем здесь станут лучше убирать, — заметил Зорро и, пригрозив растерянным жандармам пистолетом, запер их в уборной.

Со вторым замком Зорро управился с помощью булавки, которую привык носить в голенище сапога, чтобы показывать фокусы. Молодой человек прошмыгнул в дверь и, стараясь не шуметь, стал спускаться по ступенькам. Лестница вела в подвал, где, по всей видимости, держали заключенных. Преодолев ступеньки, Зорро прижался к стене и огляделся. Жандарм, охранявший вход в подземелье, по-турецки сидел на полу, раскладывал при свете факела пасьянс на засаленных картах и, судя по всему, даже не собирался засыпать. Услышав звук шагов, часовой потянулся к своему мушкету, но возникший из темноты Зорро нанес ему сокрушительный удар в челюсть, от которого жандарм рухнул навзничь и отпихнул ногой оружие. Душное помещение наполнял столь ужасающий смрад, что у юноши закружилась голова, но падать в обморок было некогда. Освещая себе путь факелом, Зорро обходил крошечные камеры, тесные, сырые, кишащие клопами и вшами клетушки, где в полной темноте томились заключенные. В каждой камере было по три-четыре человека; им приходилось все время стоять или сидеть по очереди. Узники походили на живые скелеты с безумными глазами. Казалось, что зловонный воздух колеблется от их тяжелого дыхания. Юноша звал Мануэля Эскаланте, и тот наконец откликнулся. Зорро поднял факел и увидел закованного в кандалы, страшно избитого человека с распухшим, окровавленным лицом, в котором с трудом угадывались знакомые черты.

— Если ты палач, добро пожаловать, — произнес узник, и молодой человек узнал его по горделивой осанке и звучному голосу.

— Я пришел освободить вас, маэстро, я Зорро.

— Отлично! Ключи висят за дверью. Кстати, вам стоит заняться часовым, а то он, кажется, приходит в себя, — спокойно произнес Мануэль Эскаланте.

Молодой человек взял связку ключей и отпер решетку. Трое узников, деливших камеру с доном Мануэлем, бросились к выходу, расталкивая друг друга и спотыкаясь, словно скот, подгоняемые страхом и мучительной надеждой. Зорро пригрозил им пистолетом.