Церемония прощания закончилась, гроб опустили в яму, по лаковой деревянной крышке застучали комья земли, послышались последние всхлипы. Потом могилу закидали лапником, венками и цветами, и люди стали расходиться. К выходу направился и друг Арсения. Сам Шнайдер уходить не торопился, стоял и смотрел на свежую могилу, на фото сестры в траурной рамке и что-то тихо шептал. Трофимов тихо подошел ближе.

– Прости, Катенька. Прости…

Шнайдер присел и приложил ладонь к могиле, поднялся и вздрогнул, заметив, наконец, Трофимова.

– Здравствуйте, – сказал Арсений. – Вы к Катеньке?

– Нет, к Катеньке мне пока рановато. Я к вам, Арсений Витальевич, – сказал Трофимов. – Мне надо с вами поговорить. Я из следственного управления.

Трофимов показал удостоверение, на которое Шнайдер даже не взглянул.

– Да, конечно. Вы, наверное, по поводу Катиной кончины? Все это очень неожиданно. Я в себя прийти не могу. Присядем? – спросил Арсений, указав на лавочку у одной из могил.

Трофимов согласился. Они отошли на несколько метров и сели напротив мраморного памятника. Арсений закурил и предложил сигарету Трофимову. Веня тоже закурил. Некоторое время сидели молча, Трофимов рассматривал памятник и лицо молодой девушки, высеченное на граните. Арсений рассеянно курил и смотрел перед собой.

– Думал, Катенька меня провожать будет. А вон как вышло…

– Почему вы так думали?

– Потому что я скоро умру. Врачи говорят, не больше трех месяцев мне жить осталось. Катенька, дурочка… Я не ожидал, что может на себя руки наложить. Как глупо это все. Как глупо. Она так любила жизнь! Ей бы немножко потерпеть…

– Потерпеть что? – насторожился Трофимов.

– Боль потерпеть. Очень много боли.

– Вы развод имеете в виду?

– И это тоже, – уклончиво ответил Шнайдер. – Навалилось все на Катю, она и не выдержала. Сначала развод, потом предательство сына. Ведь это он убил ту девушку, Яну Котову, да?

– Следствие покажет. Вы с какой целью в Москву приехали?

– Проститься с Катей и родину повидать перед смертью, как бы банально это ни звучало.

– Значит, вы были в курсе всех проблем Екатерины Витальевны? Она делилась с вами своими переживаниями?

– Да не особо мы были близки. Сложно все между нами было. Катя меня ненавидела. Она простить мне не могла, что я был любимчиком мамы. Потом для нее стало шоком, что я… Понимаете, я…

– Гей, – закончил мысль за Шнайдера Трофимов. Арсений растерянно посмотрел на Веню. – Сестра ваша давала показания, и эта деталь вашей биографии всплыла.

– Понятно… – Шнайдер отвернулся, потом снова посмотрел на Трофимова и спросил: – А в связи с чем?

– По ходу дела, – резко ответил Трофимов.

Шнайдер кивнул, поднял с земли старый пластмассовый цветок, оторвавшийся от венка, повертел его в руках.

– Так вот, собственно, о Катеньке… – почуяв неладное, продолжил Шнайдер. – Мы с Катей были близкие чужие люди. Я Катю тоже не понимал. Я всегда ей говорил – будь свободной и независимой, но она себя как личность уничтожила. Вела себя как гуттаперчевая кукла, подстраивалась и прогибалась под всех, желая угодить. Поэтому Долгов от нее и ушел, а сын вырос таким раздолбаем эгоистичным. Конечно, когда Долгов подал на развод, это Катю подкосило. Она ведь была глубоко убеждена, что делает для счастья мужа все, что может. Она просто не понимала – почему? Я пытался объяснить, но она меня не слушала. Она не в себе проблемы искала, а считала, что любовница мужа во всем виновата. Честно говоря, когда Данила мне позвонил и сказал, что Катя убила эту девицу – я даже поверил.

– Что заставило вас изменить свое мнение?

– Как – что? Насколько я знаю, Данила сознался в этом преступлении и находится под следствием. И Катя мне говорила, когда я ее в больнице навещал, что никого не убивала и призналась в убийстве, чтобы спасти от тюрьмы Данилу. Она была уверена, что сын убил, но его не винила. Она, дурочка, думала, что Данила убил Котову из мести. Типа, чтобы за мать отомстить.

– А вы что думаете по этому поводу?

– Я ничего не думаю, я знаю, что Данила с этой девкой спал и ужасно боялся, что Катя узнает про их связь. Катя мне все уши прожужжала, что у Данилочки девушка, но он такой стеснительный и не решается познакомить их.

– Откуда вы знаете то, чего не знала ваша сестра?

– У меня ключи от квартиры есть. Катя дала, когда я приехал, на всякий случай.

– А почему вы у нее не остановились? – задал провокационный вопрос Трофимов. Он сам знал ответ, но ему вдруг стало интересно, что ответит на это Шнайдер. Но Арсений ответил дипломатично.

– Не хотел Катю обременять. И потом, надо знать мою сестру. Она бы задолбала заботами. Короче, Катя была на даче, я мимо проезжал, и мне приспичило, пардон. Я думал, Данила с матерью на даче, дверь открыл ключом и застукал их.

– Какого числа это было?

– Восемнадцатого марта, – сказал Шнайдер.

– Во сколько? – напрягся Веня.

– В десять вечера.

– Вы уверены?

– Ну да, на все сто! Мы с другом на десять столик заказали в клубе. Клуб тут недалеко, в пяти минутах ходьбы.

– Есть контакт! – обрадовался Трофимов и хлопнул в ладоши, напугав ворон и Шнайдера. Арсений Шнайдер неожиданно оказался не убийцей, а важным свидетелем, который мог подтвердить встречу Котовой и Данилы Долгова на квартире незадолго до ее убийства и опровергнуть алиби племянника, основанное на показаниях Марты Клименко. Конечно, показания Шнайдера требовали проверки, но Трофимов чувствовал, что все было именно так, как описывал брат Долговой. И если это так, то Шнайдеру надо быть осторожным. Свидетелей в этом деле истребляют, как мух. Ему просто повезло, что в отличие от Валентины Семеренко, которая явно что-то знала и поэтому умерла, Арсений ушел из квартиры Екатерины и Данилы Долговых незамеченным. Что, возможно, спасло ему жизнь. С другой стороны, проживание в отеле с другом тоже обеспечивало ему безопасность. – А почему в клуб не пошли? – спросил Трофимов.

– Пошли, только нас туда не пустили. Мы фейсконтроль не прошли, – усмехнулся Шнайдер. – Поразительная страна Россия! Приличных людей в клубы не пускают.

– Да уж, сплошная дискриминация, – хмыкнул Трофимов.

– Это был клуб для геев, – уточнил Шнайдер, и Трофимов на некоторое время умолк и скис, озадаченно размышляя, что ему ведь придется туда переться, в клуб этот геев, и проверять показания Шнайдера. Какая неприятность, однако!

– Как клуб называется, куда вас не пустили? Кто-нибудь может подтвердить, что вы там были? Точнее, не были.

– Секьюрити. Колин пытался права качать, он рьяный защитник человеческих свобод, и ему чуть морду не набили. А клуб называется «Три кукушки». Поэтому я к сестре побежал, до этого мы с Колином пива нарезались в гостинице.