– Почему я клиентов неделями жду, а ты карточки веером перебираешь и еще ерепенишься: с этим не пойду, с тем не хочу? – ревниво вопрошала Любка, числившаяся в «агентстве» старожилкой и еще недавно учившая новенькую Ксанку премудростям продажной любви.

– Откуда мне знать, – изображала невинность ученица, продолжая допрашивать администратора о том, где работает и сколько получает очередной потенциальный клиент и пытаясь сообразить, чем этот кадр может быть ей полезен. На первом этапе (про себя она называла это время становлением той Оксаны, которую теперь каждый день видела в зеркале) финансы любовников интересовали ее гораздо меньше их связей. Она искала свой интерес и всегда его находила.

– Руководитель департамента продаж вторичного жилья, – читала она карточку, будто случайно выпавшую из кармана брюк. Ксана сама ее вынула и бросила визитку на пол, когда мужчина вышел покурить на кухню.

– Да… Я… ну… в общем, вот так вот. – Смятение было понятным. Теперь Ксанке известно не только его место работы, но и имя, и фамилия. Захочет – найдет. Захочет – жене расскажет. А там скандал, а может, и развод, и прощай кресло, полученное с подачи всемогущего тестя.

– Слушай, – Ксанка специально заглянула в карточку, – Денис, а квартиру продать можешь?

– Могу, конечно.

– Даже если там человечек прописан?

– Какой человечек?

– Плохой. В тюрьме сидит за убийство. Вернется, если вернется, жаловаться не станет.

– А если могу?

– То ты не Денис. Где работаешь, не имею понятия, фамилию сроду не слышала.

– Лады.

Через пару месяцев Ксанка, продав квартиру на Хорошевке, переехала в новенькую двушку в спальном районе.

– Хочешь, сходим куда-нибудь? – Этот ухажер гордился возможностью достать билеты на любое мероприятие. У актеров и режиссеров свои связи, блаты, контрамарки, у кассиров свои. Кассиром одного из московских театров была сестра этого мужчины, не обремененного ни женой, ни детьми, ни страхом их потерять, а потому позволяющего себе время от времени выводить свою очередную пассию в свет. Ксанку променады не интересовали. К тому же, по слухам, выход этот кавалер устраивал на прощанье, когда собирался поменять даму сердца. Ксанка была предупреждена. Предупрежден – значит вооружен, поэтому приглашение вежливо отклоняется, а любовнику протягивается фотография красивой девушки: она моложе Ксанки, свежее и любит культурную программу:

– Хочешь, познакомлю? Она с удовольствием пойдет.

Плотоядная улыбка тут же растягивается от уха до уха:

– Хочу.

– Процент за сводничество причитается?

– Сколько ты хочешь? – Мужчина с готовностью открывает бумажник.

Ксанка отмахивается:

– Спрячь. Я о другом. Ты меня театрами не удивишь.

– Что ты хочешь? – Маски сброшены. Деловая беседа: баш на баш и никакого кокетства.

– А за кулисы можно попасть?

– Легче легкого.

– Организуешь?

– Да раз плюнуть!

– И в Большой?

Пара секунд молчания:

– Да можно и в Большой. Никогда не сказал бы, что ты интересуешься классикой.

А она и не интересуется. Но за кулисы Большого идет. На ней темные очки и парик из длинных светлых волос. А в руках пакет. А в пакете новенькие пуанты, обложенные кубиками сухого льда. Пуанты твердые и холодные: как раз такие, какие нужны если не для того, чтобы сломать ноги, то по крайней мере для устрашения. Это уж как получится.

Получился второй вариант, но и это скорее плюс, чем минус. Пусть потанцует, пусть выбьется в солистки: тем больнее будет падать.

Через несколько лет у Ксанки имелась собственная – уже трехкомнатная («Либо покупаешь, либо никакого аборта и я звоню жене») – квартира, иномарка и неплохая должность в солидной мебельной компании. Не было только спокойствия, ибо выстроенные ею ненавистные «вот» начинали сбываться со страшной скоростью. Про состоявшуюся свадьбу доложила ей бывшая свекровь, которой она звонила изредка, конечно, не по доброте душевной, а исключительно по необходимости узнать, что происходит в жизни ее обидчиков. Она же рассказала Ксанке и о финансовом положении Михаила. «Бизнесмен он теперь. Фирма своя, значит. Чем занимается, точно не скажу. Что-то с медициной связано. Оборудование, кажется, продает. В общем, неважно. Главное: живем – не жалуемся». Ну а об успехах молодой балерины свидетельствовала афиша. «В роли Жизель – юное дарование, открытие сезона Дина Елисеева», – прочитала Оксана и почувствовала, как каждую клеточку тела заполняет еще неведомое торжество: «Момент настал». Теперь ничто не мешало взять оружие и поразить врага.

На ловца и зверь бежит.

– Отдел по борьбе с экономическими преступлениями, – гордо отрапортовал очередной кавалер.

– Интересно… Сам борешься, сам совершаешь.

– Не понял.

– Что ж тут непонятного. Ко мне пришел, денег дал, чек не взял. Нехорошо.

– Так у нас с тобой все полюбовно.

– А ну как про эту твою любовь начальство узнает?

– Ты, что ли, расскажешь?

– Не расскажу…

– Если?

– Если одну внеплановую прокурорскую проверку организуешь. И нарушений у директора конторы накопаешь.

– Едрит твою мать! Вот боятся мужики всякой ерунды и не ведают до поры до времени, что ничего страшнее обиженной бабы не бывает.

– Меня твои умные мысли не интересуют. Скажи лучше: сделаешь?

– Что за контора-то?

– Занимаются поставками медицинского оборудования, подробностей не знаю.

– Поставки – это прекрасно. Где поставки, там левые инвойсы, заниженные цены, а если повезет, так и контрабанду нарыть можно.

– Вот и порой.

– А когда нарою, посадить его?

Ксанка была мстительной, жестокой и беспощадной, но какая-то маленькая частичка ее сознания все же боялась то ли Страшного суда, то ли еще какой неведомой расплаты. Поэтому, поколебавшись, женщина ответила с неохотой:

– Зачем такие крайности? Просто намекни, что такой исход неизбежен. Если, конечно, он не бросит все и не уедет.

– Понял. А куда уезжать-то?

– Да наплевать куда. Лишь бы отсюда подальше. Ну, хоть в Новосибирск.

– В Новосибирск, так в Новосибирск. Сделаем.

Ксанка, конечно, не ожидала, что солистка Большого театра отправится в ссылку за своим мужем. Сначала, отметив исчезновение ее имени с афиш, Оксана было расстроилась, а потом решила, что и в Новосибирске должны найтись любители клубнички, с которыми можно договориться на взаимовыгодных условиях. И она не ошиблась: глубоко женатый работник мэрии, отчаянно желающий вернуть зашатавшемуся под собой стулу твердое положение, нажал на все мыслимые и немыслимые рычаги, перекрывая известной балерине дорогу на сцену, а ее мужу в бизнес. Ксанка осталась довольна. Хотели быть вдвоем – да пожалуйста. Живите, ребята, наслаждайтесь друг другом. Считаете, что главное в жизни любовь? Что ж, милости просим проверить.