Через несколько ночей, когда капли крови, падающие с ее пальцев, образовали на простыне рисунок в виде сердца, Рей поняла: еще немного — и дело примет дурной оборот. Забросив вышивание, Рей усилием воли заставляла себя спать без сновидений, но и этого оказалось недостаточно. Разумеется, Рей не надеялась, что Лайла согласится присутствовать при ее родах, но дать свое благословение она могла бы. Поэтому однажды вечером, когда Рей приготовила себе обед, но не смогла проглотить ни кусочка, она села в машину и отправилась прямиком на улицу Трех Сестер.

«Фольксвагена» Ричарда возле дома не было, и Рей это немного озадачило. Впрочем, последнее время он редко бывал дома. Каждый раз, когда Ричард не находил повода задержаться на работе, он ехал к винному магазину и останавливался позади него. Ричард не заходил в магазин и ничего не покупал. Он просто сидел в машине и слушал радио. Когда же он, наконец, возвращался домой, Лайла его слышала. Машина Ричарда подъезжала к дому, и Лайла замирала, прислушиваясь к его тяжелым шагам. Оказывается, это совсем нетрудно — жить в одном доме и делать вид, что вы чужие. Если они случайно встречались на кухне или в холле, Лайла опускала глаза и мысленно считала до ста. К этому времени Ричарда уже не было. Каждый раз до тех пор, пока Ричард, вернувшись домой, не укладывался спать на диване, Лайла тщательно следила за тем, чтобы ящик комода, в котором спала ее дочь, был закрыт. Но когда муж засыпал, она выдвигала ящик и брала дочь на руки, а иногда даже осмеливалась вынести ее в сад и посидеть под лимонным деревом.

В тот вечер, когда к ней приехала Рей, Лайла сидела в кресле, укачивая дочь. Она услышала чьи-то шаги на дорожке — это был не Ричард. Лайла встала и уложила ребенка в ящик комода, бережно укрыв его тончайшим шелковым шарфом. Затем, накинув халат, вышла в столовую. Подойдя к окну, Лайла приподняла занавеску и выглянула во двор.

Рей, цепляясь за перила и с трудом удерживая равновесие, поднялась на крыльцо. В последнее время она ужасно боялась упасть и поэтому шагала осторожно, придерживая рукой огромный живот. Лайла почти что видела ребенка, которого носила Рей. Его глаза были закрыты, но он непрерывно сжимал и разжимал пальчики. У него уже были ресницы, ногти и мягкие волосики. По сравнению с этим ребенком ее собственная малышка казалась призраком, и Лайла подумала о том, что, наверное, он вытягивает из малышки силу: лежа в ящике комода, ее дочь задыхалась.

Когда Рей позвонила, Лайла спряталась за занавеску. Рей простояла на крыльце дольше, чем ожидала Лайла: целых пятнадцать минут. Когда ждать уже не было смысла, Рей повернулась и пошла к машине. Лайла стояла, прижавшись спиной к стене, потом вытерла занавеской глаза. Немного погодя, когда она набралась храбрости и отдернула занавески, уже ничто не напоминало о том, что к ней кто-то приходил. Не было никого, кто мог бы заметить, что на розовых кустах появились новые бутоны и что каждый из них был красным, как кровь.

Все утро Хэл и Рей потратили на покупку детской кроватки, переходя из одного детского магазина в другой. Постепенно Рей начала падать духом. Все было таким дорогим, таким чужим. Некоторых вещей она даже никогда раньше не видела: амортизаторы для детских кроваток, ходунки, детские сиденья с застежками и колокольчиками. В этот день ребенок особенно интенсивно толкал ее под ребра, и когда Хэл спросил, что, может быть, она ищет какую-то особенную кроватку, Рей не выдержала.

— Слушай, оставь меня в покое! — выпалила она и пошла прочь.

Тяжесть внутри ее все усиливалась, и Рей ужасно хотелось сесть на пол, согнув ноги в коленях. Ее руки дрожали. Она не знала, какая именно кроватка ей нужна, поскольку в них совершенно не разбиралась. Под конец она наугад ткнула пальцем в деревянную кроватку, которая ничем не отличалась от остальных, и сказала, что берет вот эту.

Пока Хэл грузил кроватку в пикап, Рей делала дыхательные упражнения. По дороге домой она была уверена, что, если сейчас Хэл скажет хоть одно слово, она прямо на ходу выпрыгнет из машины. Хэл сам затащил кроватку в дом, после чего оба с удивлением обнаружили, как много места она занимает. Наконец Хэл кашлянул.

— Знатная кроватка, — восхищенно сказал он.

— Еще бы, — отозвалась Рей.

Она села на край кровати и провела рукой по волосам.

— Я, наверное, сошла с ума, — призналась она.

— Я тебе скажу, кто сошел с ума, — заявил Хэл. — Мы делаем деньги. В это особенно трудно поверить, потому что это идея Джессапа. Мы поместили рекламу в «Вэрайети» и «Тайме». Ну-ка угадай, какой сейчас самый модный подарок в Беверли-Хиллз?

Рей подняла на него глаза.

— Наши лошадки, — сказал Хэл. — Мы доставляем их клиентам, надев на них клоунские колпачки.

Хэл достал кошелек и аккуратно отсчитал десять стодолларовых банкнот. И положил их возле кровати.

— Не нужно, — возразила Рей. — Не нужно меня жалеть.

— Я не жалею, — возмутился Хэл. — Слушай, это деньги Джессапа. Только он об этом не знает.

— Правда? — с интересом спросила Рей.

— Финансами распоряжаюсь я, — ответил Хэл.

Оба улыбнулись.

— Да, он мне кое-что должен, — протянула Рей.

— Говорил я тебе: бери те амортизаторы для кроватки, — произнес Хэл. — И вовсе они не дорогие.

— Знаешь, не нужно тебе со мной возиться, — сказала Рей. — Поищи ты себе другую компанию.

— Да ничего, — ответил Хэл.

— Нет, Хэл, правда, — настаивала Рей.

— Я тебя понимаю, — ответил он. — И ничего от тебя не жду.

Итак, Рей подняла деньги и дважды их пересчитала. Она знала одно: когда тебе говорят, что ничего не ждут, это значит, что ждать собираются долго и надеются, в конце концов, дождаться.

В тот же вечер они отправились в ресторан, чтобы отпраздновать покупку кроватки. Ресторан, построенный на месте бывшей гостиницы, располагался на границе с усадьбой трех сестер. Рей и Хэл сели в саду за белый железный столик и по требованию Рей заказали самые дорогие блюда, поскольку платить за них предстояло Джессапу. Сначала им было очень весело, однако к концу обеда, когда подали десерт, Рей уже не могла выкинуть Джессапа из головы. Она даже заказала яблочный пирог, который ненавидела именно потому, что его обожал Джессап.

— Ты не подумай, что я хочу, чтобы он вернулся, — объяснила она Хэлу. — Можешь себе такое представить: я рожаю, а рядом сидит Джессап? Я лежу, жутко страшная, а он, чего доброго, еще попросит меня встать и быстренько принести ему из кухни стакан воды со льдом.

— Ты не будешь страшной, — с невинным видом брякнул Хэл. — Ты будешь очень красивой.

— Правда? — холодно отозвалась Рей. — Ты, по-моему, относишься к тому типу мужчин, которые считают, что женщина может быть прекрасной всегда, даже когда корчится на больничной койке. Спорю на что угодно, тебе нужна женщина, которая всегда должна хорошо выглядеть. Потому-то от тебя подружка и сбежала.