Ксюша, которая все же присела рядом, видимо, решив, что с Игнатом ей спокойнее будет, тихонечко вздохнула.

— Вон маманька моя в жизни и дня не проработала. И чего, плохо ей?

— Не знаю, — Игнат решил не перебивать сей поток красноречия.

— И я не знаю. Я замуж выйду… мне уже предлагали.

— Кто?

— Да… всякие, — она отмахнулась, словно демонстрируя, что люди эти были совершенно недостойны ее, Виолетты, внимания. — Бабка их не одобрила… а ты Игнат, да? Она про тебя говорила.

— И что говорила?

— Чтобы я к тебе пригляделась, — девушка уставилась на него немигающим взглядом. — Тебя она одобрила. Если хочешь, поженимся.

— Спасибо, не хочу.

— Почему? — Обида была вполне искренней.

— Ты не в моем вкусе.

— Придурок, — фыркнула Виолетта, облизывая верхнюю губу. — А я, между прочим, «Мисс Университета»!

И, надо полагать, что не только его. О карьере она если и мечтает, то красивой, модельной, но такой, которая не отнимет у нее слишком много усилий. И как-то сразу становятся понятны опасения благоразумной Луизы Арнольдовны за судьбу внучки.

Стрекоза.

— Скажи, ты не знаешь, где шкатулка?

— Чего? — Виолетта прижала бутылку к правому виску.

— Шкатулка. Твоя мать не говорила о ней?

— Моя мамаша была ударенной на всю башку, — заявила девица. — Связалась с тем придурком… а потом он тоже ходил и ныл, где его шкатулка… а мне откудова знать? Я ее в глаза не видела!

Врать у нее получалось плохо. Нет, возможно, кто-то другой, отвлеченный ее ногами, халатиком и бельем, поверил бы этим словам, но не Игнат.

Нотки фальши в ее голосе слышны были отчетливо.

— Скажи, это ведь ты Ольгу нашла?

— Ну, я.

— И как оно было?

Виолетта вспыхнула румянцем, точно спрашивали ее о чем-то в высшей степени неприличном.

— Обыкновенно! — огрызнулась она. — Пришла, а она лежит.

— Ты же редко к ней заезжала, верно? — Игнат не собирался давать девчонке шанс. — И почему вдруг в тот день явилась?

— Захотелось!

— Виолетта, — он наклонился и уставился в ее мутноватые глаза. Редко кто умел выдерживать взгляд Игната, и эта глупышка явно не относилась к числу таких людей. — Послушай, я могу пойти и рассказать твоей бабке о том, что ты у нас не только пьешь… Когда нюхать-то начала?

— Чего?!

— Как давно коксом балуешься? — Игнат заметил, как дернулась ее губа. — Или что-то другое потребляешь? Подумай, обрадуется ли твоя бабка, такие новости услыхав?

— Ты… лжешь!

— Быть может, я ошибаюсь. Но ведь проверить легко. Анализы крови и мочи точно не солгут. И у бабки твоей хватит ума их сделать…

— Ты… вон!

Игнат поднялся, и Ксюша, сидевшая тихо-тихо, тоже вскочила.

— Стой, — Виолетта облизала губы. — Это только один раз было… ну да, курнули вчера с девчонками. И чего?

Ей явно плевать на мнение Игната по этому поводу, но вот бабку она боится. Луиза Арнольдовна, прекрасно зная внучку, вряд ли поверит в то, что случай был единичным. И упрячет Виолетту в лечебницу или как минимум посадит под замок.

— Ничего. Расскажи, ты взяла шкатулку?

— Да не брала я ее! — взвизгнула Виолетта. — Чего вы все ко мне прицепились?! Сначала мамка… потом этот еще, ее муженек первый. Псих полнейший! Заявился, как ты, поутру и давай орать, что я воровка…

— До смерти матери это было или после?

— До… Вообще, сказал: если не верну, он меня уроет.

То есть шкатулка пропала еще до смерти Ольги? Это уже интересная деталь. И не могла ли сама ее смерть явиться результатом этого исчезновения?

Игнат сел и потребовал:

— Рассказывай!

— Да чего рассказывать? Ну, приперся он и начал слюной брызгать, говорил, что я тварь и воровка, что если не верну шкатулку — хуже будет. Я его и послала куда подальше. А он мне в горло вцепился и душить начал! Хорошо, Максик со мною был… это мой знакомый.

Кажется, чуть больше, чем знакомый, если он находился в квартире Виолетты с утра пораньше.

— Если мне не веришь, у него спроси. Максик — сильный. И психа этого с лестницы спустил. Сказал, если тот вернется, он ему шею свернет на фиг! У меня, между прочим, синяки остались! Вот тут, — Виолетта задрала голову и ткнула пальцем в свою смуглую шею. — Потом неделю тональником мазалась.

— И ты поехала к матери?

— Ну да. Сначала позвонила, а она трубку не взяла. Я злая была… нет, ну, мы не особо ладили, вообще, она вечно ныла, жаловалась на все, занудная была, почище бабки. И как мы разъехались, оно как-то и лучше стало. Она сама по себе, я — сама по себе. Но тут же не промолчишь! Я хотела сказать, чтоб она своего придурка осадила, что, если он еще раз на горизонте возникнет, я заяву накатаю. И посажу. Ну его на фиг, чтоб меня всякие тут пугали!

Картина вырисовывалась. Шкатулка была — и пропала, что вызвало приступ ярости у Перевертня. Он отправился к Виолетте… почему к ней? Или у братца ее он тоже побывать успел? Игнат все проверит. Но в любом случае этот разговор не дал результата.

И Перевертень вернулся к любовнице.

Убил?

Или же убил не он, а кто-то другой? Тот, кто взял ту проклятую шкатулку. Возможно, Ольга, дав себе труд подумать, могла бы вычислить преступника.

Одно непонятно: каким боком к этой истории Ксюша приклеена?

Игнат доставил Ксюшу в контору — даже переодеться ей не позволил, мол, некогда на мелочи размениваться, — и уехал, строго-настрого запретив ей выходить из кабинета.

А когда вернется — не сказал.

Вообще, он вел себя так, словно имел полное право распоряжаться Ксюшиной жизнью, а самое странное, что у нее и мысли не возникало это его право оспорить. Напротив, Ксюша чувствовала себя обязанной ему, и это ощущение несколько ее тяготило.

— Ну? — Эллочка выждала целых пять минут, прежде чем заглянуть в кабинет. — Уехал?

— Уехал, — подтвердила Ксюша.

И Эллочка, проскользнув за дверь, плотно ее прикрыла. Села на кресло и велела:

— Рассказывай!

— Что рассказывать?

— Все.

Взгляд у нее был жадный, ищущий, и Ксюше он весьма не понравился.

— У меня квартира сгорела, — Ксюша ляпнула первое, что пришло ей в голову, лишь бы отделаться от этого взгляда. Она ожидала, что Эллочка возмутится или ужаснется, или хотя бы удивление выкажет — все-таки не каждый день у ее хороших знакомых пожары случаются!