Ленни Кай (статья в Rock Scene): «Невозможно опорочить Stooges», — сказал Игги после представления всей группы, сопровождавшегося прохладным морем пива, взятого с соседнего столика. Это был момент, когда свеженаписанный шедевр, «Open Up and Bleed», неожиданно приобрел завершенную форму. Слова менялись целую неделю, но неожиданно все невнятные пассажи стали отточенными, текст по мановению руки обрел фокус, музыка пришла без единого затыка или неверного шага. «Я сгорел…», — пел Игги в одном месте. «Я стоял в стороне, иногда растворялся и исчезал». Чуть позже: «Так не будет уже никогда…»

Стив Харрис: «Raw Power» вышел в «Колумбии», и у нас в «CBS» были с Игги те же проблемы, что раньше у нас в «Электре». Никто не воспринимал его серьезно. Никто не считал это рок-н-роллом, но я продолжал твердить: «Может, вам и не нравится, но там, на улице, полно ребят, которые понимают эту музыку…»

И думал про себя: «К тому же мужчины вообще не понимают, что нравится молоденьким девочкам».

Сил Силвейн: Dolls только что отыграли неделю у «Макса», и до Конни дошел слушок, что мы собираемся в Лос-Анджелес на шесть дней, играть на «Виски-дискотеке». Конни Грип вроде бы играла в GTO, во что лично я не верю. Она была маньячкой, которая считала, что во всем участвует и без нее вообще мир остановится, хотя все прекрасно без нее обходились. Будь она мужиком, назвал бы ее мудозвоном, а так она была то же самое, только в женском роде. Она разозлилась на Артура. Они жили на Восточной третьей стрит, и Авеню А. Она заявила ему: «Эй, ты что, не берешь меня в Калифорнию?» Артур сказал: «Нет, мы не берем с собой девушек, у нас нет денег». И ночью, когда он спал, она порезала ему большой палец и повредила сухожилие.

Питер Джордан: Конни была из тех подруг, которые запросто наварят тебе по роже, знаешь, просто в шутку: «А, так прикольно», ХУЯК!

Она была ебанутой бабой, могла бухать несколько дней кряду. Ты сидишь, оттягиваешься, и тут она охуячивает тебя бутылкой в жбан, потому что ты назвал ее плаксой. Представь: «Не будь бабой…» — «Не смей называть меня бабой, ты, мудила!» ХУЯК!

Артуру нравятся высокие девушки. Он всегда находил невъебенно ненормально охуительно высоких девушек, и чем ебанутее, тем лучше. Он сам очень высокий, под метр девяносто, и любит гулять по ночам. Он бродит по Таймс-сквер в четыре утра — ему просто нравится бродить по улицам — и мы знакомимся там с ненормальными девушками. В этом он профессионал.

Артур всегда появлялся с очередной наследницей амазонок. Это было невероятно. Я не мог поверить, что в каждом городишке в Штатах живут такие отмасштабированные ебанутые бабы с крашеными волосами и в рваных черных колготках.

Откуда они только берутся? Имя им легион — и все совершенно одинаковые. Каждая под метр восемьдесят пять, хуячит виски из горла, из тех девушек, у которых отваливаются каблуки на ботинках. И Артур все время их находил.

Конни тоже была из них. Она была большая — большая жопа, большие сиськи, большая улыбка. Она была блядью, и везде носила с собой нож. Она торговала своей задницей, и, конечно, должна была как-то ее защищать. Так что они с Артуром были не из тех, кому придется идти на кухню. Она не пошла на эту ебаную кухню, чтобы взять нож из ящика — у нее всегда был, бля, нож в сумке.

Айлин Полк: Артур рассказывал мне, что проснулся и обнаружил Конни, стоящую коленями на его груди в какой-то ритуальной позиции. Вроде бы она взяла нож и порезала ему большой палец, который нужен для игры на басу.

Она не отрезала ему палец совсем. Он проснулся, понял, что она творит, и попытался отобрать у нее нож. Она не пыталась отрезать ему палец, она пыталась сотворить с ним что-то странное при помощи ножа, а он пытался ей помешать. Наверно, она разыгрывала какую-то сцену, Артур рассказывал мне всякие дурацкие истории про фанаток.

Он рассказывал про двух других девушек, Джинни и Дебби. Они были здоровые, обе за метр восемьдесят, и играли вместе в куклы. Они устраивали чаепития — это был их ежедневный спектакль. Все фанатки такие. Они думают, как это мило — играть роль, например, в стиле садо-мазо. «Эту неделю я буду ведьмой». «Я принесу карты таро». «Я буду играть с Барби и притворяться, что мне три годика». Или «Я соберу друзей на чаепитие, мы будем пить опиум вместо чая».

Ди Ди Рамон: Все телки, которые отвисали вокруг глиттерных групп из тусовки у «Макса», были воплощенным злом. Они все работали в массажных салонах — тогда в Нью-Йорке таких было полно. Ты идешь туда за массажем, а там или тебе отдрочат, или отсосут. И все твои подружки работают в массажных салонах, день напролет делают «массаж».

Айлин Полк: Эти девушки жили в мире фантазий. Они могли вообще не работать, потому что они были блядьми или стриптизершами и зашибали деньги пачками. Они так нравились парням, потому что не дружили с головой, зато платили за наркоту и за жилье мужиков.

И если к тебе на хвост падала такая подруга, ты уже не мог от нее избавиться. Быть рядом с тобой — для них это была профессия. И если им нравился кто-нибудь из группы, будь уверен, они отсасывали у охранников на каждом концерте, который играла их пассия, тратили три сотни баксов, чтобы на такси догнать автобус группы, и доставали билеты на самолет в Калифорнию.

Чего бы это ни стоило. И Конни была такая же. Она могла пойти на все, чтобы получить то, что хочет: запугивала людей, избивала их и вела себя, как сумасшедшая.

Малькольм Макларен: День, когда Конни напала на Артура, выдался ужасным. Но я не был удивлен — в Нью-Йорке я уже почувствовал дух насилия. Люди там слишком обдолбанные. Артур был алкоголиком, а Конни — сумасшедшей.

Поймите, когда я впервые попал в Нью-Йорк, я был слишком наивным. У меня до этого была только одна девушка. Я жил без зависти и ревности, я просто учился быть взрослым. Я приехал в Нью-Йорк, чтобы завоевать сердце одной девушки, но когда увидел ее, не узнал. Она сменила лицо. Сделала пластическую операцию.

Представьте себе, такие вещи меня шокировали. Она была девушкой, в которую я был, можно сказать, влюблен, и думал, что знаю ее. И вот я приезжаю, а она по-другому выглядит.

Так что я не был шокирован, когда Конни порезала Артура. Даже не огорчился. Я просто был разочарован — какой поганый мир.

Меня разочаровывал тот факт, что все, что они делали, было потерей энергии. Не думаю, чтобы во всем этом был хоть какой философский смысл. Это была сорная энергия, легко заменимая энергия, энергия, в которой нет ни капли искренних чувств, если не считать ревности, которая сама по себе — просто потеря времени.

Сил Силвейн: Артур позвонил мне из больницы «Бет Исраэл» и сказал: «Силвейн, ой!» Я был первым, кому он позвонил. Потом я позвонил Дэвиду Йохансену, потом поехал прямо в больницу, Дэвид уже был там. Мы спросили: «Что случилось? Что случилось?» Но что тут скажешь? Доктор сообщил, что все не так плохо, он просто наложил швы и загипсовал кисть.