Сьюзан слабо застонала.

– Да! – завопил он. – Слава богу!

Хойт появился в дверях.

– Они едут, – объявил он.

– Хороший мальчик, – сказал Крейг. – Помоги мне поднять ее, мы ее поддержим, пока они не появятся.

Хойт серьезно кивнул и направился получать свою половину их беспомощной хозяйки. Подхватив ее под руки, они принялись таскать Сьюзан взад-вперед по комнате.

Ее привезли на кресле-каталке в отделение госпиталя «Синайские кедры», которое поглотило ее вместе с прочими, оказавшимися далеко на западе от здоровья. Они стремились вернуть ее туда она находилась, прежде чем ушла далеко, пытаясь исцелить ее, уничтожить то, что уводило ее прочь отсюда. Все дальше и дальше, до тех пор, пока она не перестала понимать, кто и где она. Она понимала лишь, что не понимает, что случилось с ней это было пугающе, непривычно и захватывающе И так будет продолжаться, пока она не разгадает остальное.

Крейг поехал на «скорой помощи» вместе со Сьюзан, медики продолжали наблюдать за ее состоянием, а водитель гнал вперед. Хойт ехал следом на машине Сьюзан. Когда они добрались до госпиталя, солнце уже начало подниматься, проливая свет на темное нечто, завладевшее ею. Она была темной отметиной на прекрасном счете дня.

В палате с нее стащили ночную рубашку и переодели в больничную сорочку, одну из этих голубых штуковин с завязками на спине, хит больничной моды. Медсестры воткнули в нее затычку, чтобы не дать болезни вырваться из нее. Никогда не знаешь, когда тебе это потребуется. Всегда разумнее закупорить болезнь внутри, на случай, если пойдет дождь. Медсестры сгрудились вокруг нее с капельницами и прочими орудиями экзорцизма, ожидая, что нечто вырвется из ее груди, проступит на коже, когда войдет священник.

Меры приняты, клапаны задраены, шторм начался. Поддерживаемая подушкой для милой, милой жизни, Сьюзан ждала чего-то, например, смерти.

Что-то прорвалось сквозь ее сознание, и это было нормально, потому что ее самой там не было. Телевизор мрачно пялился на нее огромным немигающим глазом. Сьюзан уставилась на него, этот квадратный иллюминатор над ее кроватью, окно с незамутненным видом в другой мир, мир, на который она смотрела, пока он не начал смотреть на нее в ответ.

Теперь уже не было никакого порядка. Просто что-то случалось, затем прекращалось. События отказывались быть понятными, сопротивляясь привычной предписанной гравитации. У нее забрали то, что она считала подарком. Такие мелочи, как сон, упорядоченные мысли и молчание были потеряны для нее, казалось, навсегда.

Даже сидя, съежившись, в окопе, побежденная и едва дышащая, Сьюзан понимала, что ничто не спасет ее от надвигающейся атаки. Случившееся отправило ее под дулом ружья из дома на эту кровать, где она сейчас лежала и с колотящимся сердцем ждала, чем закончится весь этот ужас.

Пришел доктор, темноволосый человек с невыразительным лицом, вооруженный знаниями о здоровье и стетоскопом.

– Ей нужен продолжительный отдых под медицинским наблюдением.

Понимая, что во время этого отдыха она не сможет загорать или посылать миленькие открытки, Сьюзан встревоженно приподнялась на перекрутившихся простынях, лицо у нее было перекошено от страха.

– Я не могу спать, – пожаловалась она с верхушки своих легких, где жила уже многие годы. – Если вы отберете у меня все… вы не можете! Умоляю! Пожалуйста! – Она была напугана.

Доктор посмотрел на нее, слабая тень эмоций отразилась на его безжизненном лице.

– Что такое одна ночь без сна?

Они часто говорят такие вещи, доктора. Ее друг, доктор Арни, выдал определение – «малая» хирургия – это чья-то чужая хирургия, одна ночь без сна – это прекрасно, если это не твоя ночь и не твой сон. Затем этот доктор, этот похититель сна, проверил свои записи, похлопал ее по ноге и ушел.

Бывают ситуации, в которых ты начинаешь торговаться. Торговаться с богом или с кем угодно, кого ты считаешь ответственным за это: главами студий или здравомыслия, сочувственно кивающими головами, гарантирующими тебе место в будущем, где ты окажешься в безопасности.

«Если я переживу это, я обещаю никогда…»

«Если я переживу это, я всегда буду…»

Но Сьюзан не могла думать о чем-то, что можно было остановить или начать, что могло бы уберечь ее от этого опасного пути.

Когда она поняла, что не собирается терять еще одну ночь сна? Возможно, когда начала вползать во вторую ночь. К тому времени она понимала лишь одно: ей становилось все хуже и хуже. Точно гравитация утратила к ней интерес, она перестала падать и теперь поднималась все выше и выше, карабкаясь по стропилам к худшему времени своей жизни.

Удалось ли кому-нибудь вернуться из того места, в котором она оказалась? Сьюзан пыталась с помощью слов открыть себе путь, спуститься в мир, который покинула. Осваивая алфавит для того, чтобы составлять слова, складывать их в предложения и произносить с пониманием. Как знать? Может, она могла бы уехать на быстро движущемся абзаце, который доставил бы ее в безопасное место. Слова были столицами государства здравомыслия, частью бизнеса, в котором она когда-то имела долю. Актерство, ток-шоу. Болтовня шоу-бизнеса. Слова были домом. Возможно, она думала, что, проговорив дорожку в это несчастье, смогла бы теперь выболтать себе путь обратно, через груды слов, которые она оставила за собой, раскидывая их, как Гензель и Гретель хлебные крошки. Она смогла бы отыскать обратный путь через каждую мысль и отброшенный абзац, найти тропу к спасению.

Но ее здравый рассудок молчал, здравый смысл исчез. Темные птицы кружили, вереща, заполняли ночное небо. Загрязнение, искажение, что-то здесь не так.

Сьюзан чувствовала себя так, словно ее много лет назад забросили в центр личности, и с тех пор она пытается доползти до края. Она расползалась во всех направлениях, как нечто текучее. Случалось все же, что она заканчивалась и начиналось что-то еще. Что-то, что не было ею, но она становилась одним из ингредиентов. Забавная штука – провести всю жизнь, думая, что ты либо сумасшедшая либо вот-вот сойдешь с ума. А когда ей наконец сказали об этом, она подумала: да бросьте. Это абсурд Хоть она и боялась, что это правда, но ощущение было несколько иного рода. Приятное. Ощущение что она скорее в своем уме, чем нет. «Слишком хитро для тебя», – говорили тихие голоса. Чьи голоса? Что хитро? Что это было? Кто это сказал?

Почему во время психотического срыва она смотрела «Си-эн-эн»? Ну, возможно, она предпочитала любые новости, кроме новостей о себе. К. тому же это была реальность. Больше всего ее привлекало, что там всегда рассказывали о катастрофах позначительнее той, в которую попала она. Хотя Сьюзан не слишком любила реальность. Скорее наоборот. Но это была альтернативная реальность, не имеющая к ней никакого отношения. Таков был ее уговор с ними. Их новости, так сильно отличающиеся от ее новостей. К несчастью, на деле эту договоренность все время нарушали.