Быть может, гибель бакена заставила корабль отправиться для выяснения обстоятельств и уже на месте обнаружить, что он оказался в затруднительном положении?

Когда корабль приблизился, Дэвид разглядел эмблему на носу – кольцо. Нет, змея, заглатывающая собственный хвост…

Дориан лежал на полу, источая пот всеми порами. Последнее воспоминание далось тяжелее прежних. Но остановиться он не мог, нутром чуя, что подошел к разгадке вплотную. Корабль – ковчег – тот самый, который Арес похоронил подо льдами Антарктиды. Неужели Змеиная армия нашла атлантов снова? Не она ли была тем могучим врагом, которого страшился Арес?

Пройдя в колоссальный цех, Слоун поглядел на конвейеры, производящие «стражей» тысячами. Или «стражи» предали его?

Подкрепившись, Дориан собрался с духом, дабы узреть окончательную истину.

* * *

В дни, последовавшие за приземлением ковчега на новой планете атлантов, народ Ареса подтвердил все, что сказал аватар. Возрожденные, вышедшие из воскрешающего судна, были полны целеустремленности и огня, спаянные единством, равного которому Аресу видеть прежде не доводилось. Они были единым народом, сплоченным единой целью – разгромом Змеиной армии. Этому они отдавали всю свою энергию до капли. А технологии ковчега и «стражей» довершали остальное.

Вокруг ковчега выросли первые поселения, затем города, а там и цивилизация. Краеугольным камнем их законов стал рассказ аватара, его предостережение об опасности необузданного развития техники. Арес отверг требования аватара, но знал, что его народ будет достаточно глуп, чтобы проигнорировать тот факт, что развитая цивилизация, не сдерживающая развитие техники, рано или поздно непременно перерастет в Змеиный мир, будь она ассимилирована или нет. Антизмеиные законы наложили запрет на любые инновации, ведущие к аномалиям, и борьба против неконтролируемых технологий стала всеобщей мантрой.

На церемонии ратификации Арес стоял на подиуме, крича толпе:

– Мы и есть величайший собственный враг! Змея таится в нас самих! Мы должны остерегаться себя самих, как остерегаемся нашего врага по ту сторону сторожевой черты!

Дальше воспоминания пошли вспышками. Арес стоит на корабле на орбите, глядя на сборочный завод «стражей», дрейфующий близ новой родины атлантов.

– Этого мало.

Он стоит на другом заводе, глядя на новый сборочный конвейер «стражей», протянувшийся в космос настолько далеко, что конца не видно.

– Мало.

Воспоминания проплывали мимо одно за другим. Другие заводы. Новые «стражи». Поступь инноваций замедляется. Он стоит в комнате, добиваясь для своего дела расширения штата исследователей и конструкторов. Но сам он в него уже не верит. Его собственный огонь угас. С помощью свойств труб, исцеляющих организм и замедляющих ход времени, он перескакивал века вплоть до момента, когда автоматические горнодобывающие корабли и роботизированные заводы производили столько «стражей», что атланты и сосчитать не могли.

Участники Исхода, возродившиеся в трубах, прожили долгие жизни, подобно Аресу предпочитая использовать трубы для поправки здоровья. Но их всех уже не стало, потому что они давным-давно утратили волю к жизни. Некоторые дотянули до восьмисотого дня рождения, горстка – до тысячного, но в конечном итоге все, кроме него, встретили истинную смерть вне пределов досягаемости воскрешающих труб, чтобы больше не вернуться.

Арес оказался в беспредельном одиночестве, став последним из основателей, последним представителем своего племени, видевшего резню Змеиной армии воочию, племени работящих граждан, построивших их новый мир.

Тысячелетиями после гибели старого мира в ковчеге ежегодно устраивали бдения. Потом церемонии стали проводить каждое десятилетие, дальше – каждое столетие, а в конце концов и вовсе забросили.

Каждый раз, пробуждаясь в своей трубе ради посещения собраний Совета, Арес чувствовал себя все более чуждым в собственном мире. Его народ предался сибаритству и праздности, обратив взоры к искусству, науке и развлечениям. Заводы «стражей» пребывали в запустении, целиком отданные в распоряжение роботов. Змеиная угроза обратилась в пресловутое пугало для детишек, страшилку на ночь, даже не имеющую отношения к действительности.

Его самого считали реликтом, экспонатом темной главы ветхозаветной старины, эпохи крайней паранойи и милитаристской истерии.

Он провозгласил Совету, что хочет встретить истинную смерть, и тот неохотно согласился.

Предательство явилось в виде публичного провозглашения назавтра: Совет проголосовал за его архивацию, чествуя его служение и вечную память о жертвах, на которые пошел он сам и прочие участники Исхода.

К его резиденции явился караул, за спинами которого толпились операторы новостей.

Вдоль пути к усыпальнице ковчега выстроились люди, дети и взрослые толкались локтями в чаянии глянуть на него хоть одним глазком. Надпись на доске фасада гласила: «Здесь лежит наш последний солдат».

Остановившись перед порогом, Арес обратился к председателю Совета:

– Каждый человек заслуживает право на смерть.

– Легенды не умирают.

Ему хотелось протянуть руки и стиснуть пальцы вокруг ее глотки. Но вместо того он ступил внутрь и зашагал по коридорам, которые впервые узрел в день падения старого мира, и вошел в трубу.

Замедление времени спасло его от мук отсчета утекающих эпох, но ничто не могло избавить Ареса от ощущения пустоты и одиночества.

У входа в циклопический зал появились люди, бросившиеся к его трубе бегом.

Выйдя из трубы, Арес без единого слова последовал за ними. Быть может, они передумали. Надежда – почти чуждое ему чувство – шевельнулась в его душе.

Покинув усыпальницу ковчега, они молча двинулись в ночь. Вдали маячил город, равного которому Арес еще не видел. Небоскребы, связанные сетью воздушных мостиков, возносились до небес, а в ночных небесах разворачивалась голографическая реклама, будто демоны, выплясывающие пред ликом луны.

Внезапно один из мостиков рассек взрыв. Другой полыхнул между зданиями, воспламенив оба. Огонь перепрыгивал с башни на башню, отчаянно стараясь перегнать системы пожаротушения. И снова взрыв.

– Что это? – вопросил Арес.

– У нас новый враг, генерал.

Арес едва узнавал мир, на который привел свой погибающий народ и который помог выстроить. Он был чистеньким и сверкающим, но запруженным толпами, и население его во гневе выстроилось вдоль улиц, теснясь, толкаясь, напирая, размахивая плакатами и крича:

«Змеиные ограничения = рабство»

«Эволюция = свобода»

«Настоящий Змей – Арес»

В зале Совета группка имбецилов описала прискорбное состояние возлюбленного мира Ареса. Интеллектуальная дискриминация раздробила общество атлантов, расколов его на две фракции – интеллектуалов и рабочих. Интеллектуалы представляли около 80 % всего населения, насколько мог судить Арес, посвящавших свое время созданию порождений своего разума – искусства, исследований и прочих видов деятельности, смысла которых Арес не постигал, да и не потрудился поинтересоваться их назначением. Остальные 20 % населения – рабочие – зарабатывали на жизнь собственными руками и устали от этого, устали от мизерных зарплат и государства всеобщего благосостояния, неизменно державшего их в состоянии граждан второго сорта.