Раз, два, три: она закрылась в доме, заперла дверь и вновь включила систему-монстра… чего никогда не делала в дневное время.

С мрачным намерением она прошла на кухню с сумкой и выгрузила все содержимое на кухонный стол: визитку, лоскуты ткани и передатчик. Ко всему вышеупомянутому она прикасалась через платок.

Два кусочка ткани были одинаковыми, и, очевидно, оторваны от одного и того же источника… и у Гри возникло подозрение, из какого именно. Майка Исаака.

Можно поспорить, ткань служила сигналом, что он…

Когда зазвонил мобильный телефон, Гри вскрикнула и почти выпрыгнула из своих туфель. Увидев, кто звонил, она нажала «прием» и не стала тратить время.

— Пап… нам нужно поговорить.

Последовало молчание, а потом в трубке раздался аристократический голос Алистара Чайлда:

— Ты в порядке? Мне приехать?

Плечом прижимая телефон к уху, она подняла «Life Alert» за цепочку, наблюдая, как она качается. Очевидно, за ней велось наблюдение… значит, вряд ли можно скрыть, с кем она встречалась и куда ездила. К тому же, приезд отца — наверное, хорошая мысль. Она всегда чувствовала, что у него было влияние в высших кругах, потому что политики и военные относились к нему больше чем с простым уважением: они опасались его, несмотря на то, что он был джентльменом с дипломом Лиги Плюща.

Его участие не повредит, и к тому же, в сложившейся ситуации ей больше не к кому обратиться.

— Да, — сказала она. — Приезжай прямо сейчас.

* * *

В доме на улице Пинкни, Исаак вел наблюдение, спрятавшись за листом ДСП, с откровенным желанием убить. И не в гражданском смысле слова, когда от расстройства хочется выпустить пар.

Он хотел вскрыть Матиаса от глотки и до яиц, распотрошить как свинью.

Ублюдок не тронет его женщину.

Не важно, что Исааку придется сделать и чем пожертвовать: Гри Чайлд, с ее добрым сердцем и умным взглядом, не станет зарубкой на ремне Матиаса.

Но, очевидно, она попала под прицел парня. Гри уехала два часа назад, вместе с деньгами. Что должно было послужить поводом к отъезду Исаака… но черный седан, проехавший мимо на рассвете, показался вновь, свернув с улицы Уиллоу и сев Гри на хвост.

Не имея под рукой машины, Исаак был вынужден дать им уехать, его проклятое сердце обливалось бессильной яростью. Первым побуждением было позвонить Джиму… но он по-прежнему не знал, может ли доверять парню.

Единственное, что он мог сделать, — это заменить предупредительный сигнал, который привязал к фонарю Гри. Подхватив забытую маляром шляпу, он с ее помощью прикрыл лицо и ненадолго вышел на улицу, чтобы привязать другой лоскут майки к железной лампе… просто на случай, если сидевший в машине, кем бы он ни был, не заметил первый прежде, чем Гри сняла его. Но это было маловероятно. Вопрос заключался в том, насколько эффективным окажется используемый в подразделении метод обозначения местности как «расчищенной»: на поле боя, когда задание было выполнено, и команда покидала место, он всегда оставлял знак белого цвета где-нибудь на территории дома или автомобиле.

Исаак надеялся, что это отвлечет от Гри его прошлое и настоящее. Но, да, вот уж вряд ли: вернувшись, девушка хмурилась так сильно, что казалось, будто она страдала косоглазием. И она несла в руке что-то, завернутое в платок.

Будто не хотела оставить на чем-то свои отпечатки или стереть чужие.

Потом она сняла второй указатель, оставленный им.

И… вновь показался черный седан, проплыв мимо ее дома, направляясь вверх по улице. Вернулся. Припарковался.

— Черт. Черт…

Он хотел выйти из укрытия, пересечь улицу и постучать в окно этой машины без номеров дулом пистолета. А потом смотреть в глаза тому, кто там сидел, когда он спустит курок и превратит лоб парня в молочный шейк.

У него было подозрение о личности водителя.

И он надеялся, что рука парня заживает.

Блин, к чертям отъезд из Бостона; он никуда не уедет, пока не убедится, что Гри ничего не угрожает… но, мать твою, именно он повесил на ее грудь мишень.

Он обдумывал эту маленькую счастливую новость, когда к передней двери Гри подъехал Мерседес размером с небольшой дом. Никакого шума и поисков парковочного места для этого плохиша; автомобиль остановился у бордюра, к незаконности его можно отнести только из-за мигалок.

Из автомобиля вышел мужчина с солдатской стрижкой и выше шести футов ростом. Его густые седые волосы были зачесаны назад, и даже в флисе и спортивной одежде от него веяло богатством. И, кто бы мог подумать, он подошел к входу и постучал дверным молотком в форме львиной головы так, будто владел всем домом.

Отец Гри. Должен быть он.

Она открыла дверь, он тут же вошел внутрь, и на этом они закрылись в доме, исчезнув из поля зрения Исаака.

Вообще говоря, в процессе слежки желательно найти одно укромное место и затаиться. Передвижения по местности увеличивали вероятность, что вас заметят… особенно в разгар дня, на незнакомой территории, когда вас уже искали люди.

И в его случае, это не просто вероятность привлечения внимания… это суицид.

Поэтому, как бы сильно его тело не велело ему двигаться, приблизиться, сменить позицию, Исаак остался на месте.

Ночь. Он дождется ночи, и даже тогда будет соблюдать осторожность. Ее охранную систему невозможно отключить: он специализировался на убийстве людей, а не на взломе высокотехнологичного оборудования, так что вероятность проникновения внутрь, не спровоцировав электронику, была нулевой.

Предполагая, что он хотел проникнуть в ее дом. Он должен защитить ее, и сложно сказать, что было хуже… она одна в доме, с ним, охраняющим периметр. Или он вместе с ней в ее доме.

Он услышал тихое урчанье живота, и от этого звука Исаак четко ощутил на себе, сколько часов назад он ел в последний раз. Но он избавился от этих мыслей, как делал бесчисленное число раз на поле боя.

Торжество мысли над материей, над телом, над… всем.

Он просто чертовски сильно хотел знать, о чем она говорит со своим отцом.

* * *

Стоя на кухне и разглядывая своего отца, уставившегося на выстроенные в ряд предметы под общим названием «что-за-чертовщина», у Гри было так много вопросов, что она не знала, с чего начать.

Одно она знала наверняка: когда ее отец протянул руку к визитной карточке, его ладонь слегка дрожала. Что можно счесть эквивалентом эпилептического припадка для всех остальных людей.

Алистар Чайлд был дружелюбным человеком с добрым сердцем, но он никогда не выражал свои эмоции открыто. Особенно расстройство. Она только раз видела его слезы — на похоронах брата… что было удивительно, но не из-за редкости слез, а потому что они с Дэниелом никогда не были дружны.